Александра Анисимова - На короткой волне

- Где Милька? - спрашиваю я. И, не дождавшись ответа, иду в ее комнату.

Милька сидит у окна спиною ко мне. Что-то необъяснимое в ее позе заставило меня остановиться. То ли голова, слишком низко склоненная, то ли руки, безвольно лежащие на коленях. Уйти обратно я уже не могла. Я подошла к ней. Милька не отрываясь смотрела на маленькую фотографию. Майор!..

Милька взглянула на меня виноватым, просящим взглядом. Я знала, каких слов ждала она от меня, но солгать ей я не могла. "Он уедет от тебя, Милька... Я знаю - он уедет со мной!"

Майор пришел в десять часов. Милька спустилась в бункер вслед за ним. Потом она убежала готовить ужин, и мы остались вдвоем. Он пристально посмотрел на меня и, видимо догадавшись, почему я расстроена, засмеялся:

- Эх ты, разведчик! Неужели не понимаешь?.. Так нужно, Ася.

- Да, нужно... Она вон как на вас поглядывает. Нужно...

Майор смеялся:

- Что ты, Асенька!.. Ну совсем глупая девчонка!.. Сцена ревности!.. Ну что ты, милая?!

И сразу перешел к деловому разговору:

- Что будем делать, Ася? Жмут фрицы... На одном месте и недели пробыть невозможно. А переходить каждый раз в новые бункера трудно... Люди прибавляются, а жить негде. Вчера пошли в один бункер, а там немцы-дезертиры. Заняли и живут. "Не хотим, говорят, больше воевать. Хватит!" Да... А что же с тобой делать? Куда тебя прятать?

- Мне безразлично. Где прикажете - там и буду!

- Ладно, ладно, не храбрись. Что-нибудь придумаем.

Холодом тянуло от каменных стен. И мне казалось, что если бы вместо майора пришел сегодня в бункер Молчанов - все было бы по-другому: теплее, лучше...

Мы прожили у Завады три дня. Пришли Василий с Николаем и сказали, что семья Олексы согласна приютить меня. Василий был рад - теперь у него будет уважительная причина чаще приходить к Эльзе.

13

В клубах морозного пара вошли мы в дом. И сейчас же стоявшая у печки девушка повернулась к нам, подбежала ко мне, протянула руку:

- Здравствуйте. Эльза.

Я крепко сжала ее руку, она чуть поморщилась и улыбнулась. В эти короткие минуты, пока мы с ней смотрели друг на друга, я сразу поняла, что станем друзьями. Эльза была такого же роста, как и я, только более хрупкая, легкая в движениях. Светлые волосы, заплетенные в две косы, пышно взбиты над высоким чистым лбом. Не находя еще первых слов, мы стояли и улыбались. Подошел Василий. Эльза вспыхнула. А я смотрела и удивлялась: Василий похорошел до неузнаваемости. Что-то новое, привлекательное появилось в выражении его тонкого бледного лица, во всей фигуре.

В соседней комнате сидел майор и хозяйка дома Ева Олекса.

- Ну, Ася, - сказал майор. - Мы договорились. Будешь жить пока здесь. Как что - придумаете сами. На месте виднее. Рацию получше замаскируйте. Как только получим новые данные - сразу же сообщим.

Скоро они ушли. А мы долго еще сидели, придумывая легенду для меня. К столу подсели и остальные члены семьи: Марыся, Густик и маленькая Ганичка. Хозяин дома погиб на войне, и главой семьи была мать - невысокого роста женщина лет пятидесяти. Старшему сыну, Янеку, каким-то путем удалось избежать службы в немецкой армии, и он почти все время жил в горах.

И вот вшестером мы придумали для меня очень интересную прошлую жизнь. Так как к этому времени я свободно владела польским языком, решили говорить (в случае, если неожиданно зайдет кто-либо из односельчан), что я служанка тетушки из соседней деревни. Но поскольку я не знаю немецкого языка, а все жители обязаны разговаривать по-немецки, я могу сразу выдать себя. Для неожиданной встречи с немцами был придуман особый вариант.

Но не приведи бог попасть на глаза полицейским! По тому, как изменились лица матери и старших девушек, когда разговор зашел об этом, я поняла, что это действительно страшно. Полицейские знали в Бренне каждого человека. Мое пребывание в доме Олексы было опасно для семьи, и то, что Ева все-таки согласилась приютить меня, вызывало чувство огромного уважения к этой женщине.

На другой день с рассветом началось наблюдение за дорогой. Дом стоял на опушке леса, одной стороной он выходил на шоссе. Ближе к лесу, за домом, сараи, свинарник, сбоку пристроен хлев для коров. Из лесу можно незаметно подойти к дому. На полпути от шоссе к нам стоял дом, в котором жили ненадежные люди. Иногда ночью они слышали лай собаки во дворе у Олексы и догадывались, что пришли партизаны. Об этом соседи сообщали полиции при каждом удобном случае. Наблюдение за шоссе было очень важным делом для всех нас, живущих в доме. Я подсчитывала, сколько каких машин, с каким грузом и в какую сторону проехало за день, вечером добавляла к этим данным сведения, принесенные партизанами, и передавала в центр. И не менее важно было сделать все, чтобы оградить семью Олексы от неожиданного налета полицейских.

С утра я садилась у окна и, если видела, что кто-то направляется к нам, тотчас пряталась. Так продолжалось ежедневно в течение полутора месяцев моей жизни в доме Олексы. И как нарочно, в те несколько минут, когда, увлекшись чем-нибудь, мы переставали следить за дорогой, обязательно что-нибудь случалось. После каждого такого случая мы ахали, охали и давали обещание ни на минуту не отходить от окна.

Густик и Ганичка бегали в школу. Эльза и Марыся занимались по хозяйству, мать делала какую-нибудь легкую работу или читала молитвенник. Вся семья была очень набожной, воспитанной в строгом послушании. Я никогда не слышала, чтобы дети возражали матери. Даже маленькая Ганичка обращалась к ней только на "вы". Вечером после ужина все становились на колени. Мать доставала молитвенник, и дети хором повторяли за ней молитвы.

Не раз Эльза спрашивала меня:

- Неужели правда, ты не веришь в бога?

- Правда.

- А я верю. Когда мне бывает трудно, я помолюсь - и сразу становится легче...

Вместе с Эльзой мы ложимся спать в отдельной комнате. В нетопленом помещении стоит сухой морозный воздух, но на мягких перинах быстро согреваешься. Обнявшись, крепко прижавшись друг к другу, мы подолгу шепчемся.

- Хоть ты и неверующая, а все равно близкая мне, как сестра, - говорит Эльза. - Мой бог - отец всех. Он велит любить всех, даже своих врагов.

- И врагов? - переспрашиваю я.

Она немного колеблется, но все-таки повторяет:

- И врагов... Ты знаешь, Ася, - продолжает она шепотом, - от тебя не могу скрывать. Я люблю Василия. Мама ругается, ребята смеются - чужого полюбила... А что я могу с собой поделать?..

В воскресенье вся семья отправлялась в церковь, оставляя со мной Рустика.

Как-то, когда мы с ним увлеклись беседой, он случайно глянул в окно и закричал:

- Полиция!

К дому шли два полицейских. Мы бросились в сени. Густик поспешно запер входную дверь. Я выбежала во двор, вскочила в сарай и залезла на чердак, в самый дальний угол, закопалась в сено. Густик уже открывал дверь, ссылаясь на то, что он спал и не сразу услышал стук. Он повел полицейских по комнатам. Я слышала скрип дверей, возню на чердаке дома, голос Густика. Сердце замерло - вдруг найдут рацию!.. Потом они втроем вышли во двор.