Александра Анисимова - На короткой волне

- Ася, собирайся! Уходим через линию фронта.

"Вот оно, последнее, решительное!" - подумала я.

Вскрикнув, выбежала из комнаты Эльза. Я бросилась за ней. Почему-то заперла дверь. Обнявшись, мы плакали навзрыд.

- Ася, Асенька, Ася... - повторяла Эльза.

Двойной болью легло на мое сердце ее горе. Мы очень подружились с ней за это время.

Уходил Василий - уходила из ее жизни первая любовь. И я оставляла ее. Она безвольно висела на моих руках, без конца повторяя:

- Ася... Асенька...

Давно уже стучал в дверь Василий и кричал:

- Эльза! Эльза, откройте!..

Я впустила его в комнату.

- Эльза... - Но что он мог сказать ей? - Эльза, я вернусь... Эльза...

Он крепко сжал ее руки и прильнул к ним лицом. Маленькие, жесткие, с твердыми мозолями на ладонях, милые руки Эльзы! Сколько ими выстирано и выглажено партизанского белья, сколько испечено пышных булок и румяных праздничных пирогов! Они не написали еще ни одного любовного письма, но сколько мужественных, суровых партизан стремились с особой лаской и благодарностью пожать эти маленькие огрубевшие руки.

Они для Василия дороже всего на свете. Но он должен с ними расстаться...

- Василий! - кричат за дверью партизаны. - Пора! Идем!

А он никак не может уйти.

- Я вернусь, Эльза!

Мы с Густиком укладываем рацию, Марыся и Ганичка со слезами на глазах обнимают меня.

- Приходите к нам еще, - шепчет Ганичка.

Я подхожу к матери, обнимаю ее.

- Спасибо вам за все, за все...

- Возвращайтесь, - говорит мать. - Приходите вместе со своей армией.

Она выходит вместе с нами из дому и долго смотрит вслед, подставив ветру морщинистое заплаканное лицо. Я поворачиваюсь и машу ей рукой. Густик провожает нас до лесной дороги. Партизаны, как взрослому, жмут ему руку, а я говорю:

- Густик, ты у них один мужчина. Береги мать. Помогай Эльзе. Смотри за Ганичкой.

Последний раз я оглядываюсь в ту сторону, где остался домик Эльзы.

14

Через линию фронта! Мне казалось, что все должны быть взволнованы так же, как и я. Через линию фронта! Я присматриваюсь к партизанам, прислушиваюсь к отдельным словам, но особого волнения не обнаруживаю. Тогда во мне заговорило самолюбие: "Эх, ты! Все идут спокойно, а ты одна среди них трусиха!" Я шла и тихонько ругала себя. В то же время напряженный слух улавливал чуть слышные шорохи в лесу. Вдруг мы остановились.

- Ася, смотри, - сказал кто-то из партизан. - Это Чехословакия. Мы перешли границу.

Я осмотрелась. Небольшая полянка и лес как лес. Свернули в сторону, прошли немного.

- Ну, а теперь опять в Польше.

Я сомневалась, что переход через линию фронта такой большой группы может пройти благополучно, и все ждала, что начнется бой. Вот сейчас!.. Вот сейчас!.. Левой рукой я придерживала сумку с рацией, в правой сжимала револьвер.

А партизаны шли спокойно, вполголоса перебрасываясь шутками. Постепенно улеглось и мое волнение.

Часа через два в глухом овраге мы встретились с другой группой, в которой был и майор. Он хотел что-то сказать мне, но к нам подошли, и через минуту я уже потеряла его из виду. Сделав несколько шагов в сторону, я заметила в кустах две темные фигуры. Это оказались майор и Янек. Подойдя ближе, я услышала, как майор тихо говорил:

- Поручение тебе одно - помоги Асе. Будь все время возле нее. И если что случится - она должна жить. Она должна перейти эту проклятую линию фронта!.. Понимаешь? Должна перейти!..

Его тревога передалась мне. Я хочу перейти линию фронта вместе со всеми... Вспомнилась ночь на Орловой горе. Нет, я не хочу оставаться одна!..

Вскоре мы двинулась дальше в путь, теперь уже забираясь выше в горы. Воздух становился разряженнее, я выбивалась из сил. Мы зашли в какой-то дом и просидели там около получаса, ожидая Юзефа и Карела, майор предложил им вместе с нами переходить линию фронта. Но они так и не пришли.

Нас было больше семидесяти человек. Хозяйки дома, где мы передохнули, - две старушки - вынесли нам на дорогу свежих булок.

Мы распрощались со старушками и пошли дальше. Горы поднимались все выше и выше. Шли по узенькой - в один шаг - тропинке, по краю отвесного склона.

А потом начался такой крутой подъем, что я окончательно обессилела. Задыхаясь и слабея, я хотела опуститься на землю. Вдруг чьи-то сильные руки приподняли меня, подтолкнули и почти вынесли на вершину, где уже остановились партизаны.

Я оглянулась. Сзади стоял разведчик из другой группы.

- Спасибо, - сказала я ему.

- Да это не я. - И разведчик показал на капитана Орлова, который, наклонив голову, стоял рядом.

- Спасибо, товарищ капитан.

Наш путь казался бесконечным. Я шла, не выпуская из руки револьвера, а в голове словно кто-то отсчитывал: "Вот сейчас... Вот сейчас... Вот сейчас..."

Возможно, поэтому я не сразу поняла, как мы движемся. И только когда увидела ровную ленту впереди идущих людей, тогда поняла, почему мы так часто останавливаемся.

- Но это же безумие! - шепотом сказала я.

- Что? - переспросил Янек.

- Безумие! - повторила я.

Отдав приказание отряду не двигаться с места, майор уходил вперед. Отойдя немного, он включал большой электрический фонарь и освещал им все вокруг на многие десятки метров. Отряд застывал в неподвижности, глядя на майора: стоя с автоматом на плече, он посылал сквозь ночную мглу яркие лучи карманного прожектора! И у всех, наверное, стучало сердце: "Вот сейчас, вот сейчас, вот сейчас..." Удостоверившись таким образом, что немцев поблизости нет, майор вел отряд дальше.

- Нехорошо получается, - сказала я партизанам. - Майор идет на такой риск, а мы стоим и смотрим по сторонам.

- А если он нас не пускает?! Что можно сделать?

Фронт, казалось, был совсем рядом, но мы знали, что идти еще далеко, прямого пути к нашим нет. Вскоре стало известно, что разведчики, которых выслал вперед майор, доложили о движении немецкой колонны тоже к линии фронта. Она шла параллельно нашему отряду, только внизу, у подножия гор. Поднявшись еще выше, мы старались идти бесшумно. Немцы же не беспокоились о тишине, и наши разведчики подходили к ним совсем близко.

Но вот мы оказались на краю такого обледеневшего обрыва, что у меня замерло сердце. Как же спускаться? Многие, не раздумывая, садились на снег и съезжали вниз, прямо в быструю горную реку, протекавшую у подножия. По склону обрыва кое-где росли деревья, и я боялась налететь на них. Почти все уже спустились вниз, а мы с Янеком стояли в нерешительности. Майор снизу махнул нам рукой:

- Быстрей спускайтесь. Будем ждать на той стороне...

Тогда мы по очереди съехали вниз верным старинным детским способом. Раскатившись, я въехала прямо в реку, и сейчас же знакомые руки подхватили, подняли меня.

- Разве так можно, Ася?!

Майор!..

С каждым шагом мне все труднее становилось дышать. Сердце бешено колотилось и, казалось, заполняло всю грудь.