Алоис Цвайгер - Кровавое безумие Восточного фронта

Станковый пулемет MG-34 на лафете. Я обучался стрельбе из этого оружия, с ним же мне пришлось сражаться на Восточном фронте. Особенно трудными выдались месяцы, проведенные в Демянском котле.

(Фото: Гейнц Шрётер)

Мы, зеленая молодежь, уже несколько недель спустя обжились на фронте и даже приобрели кое-какой опыт. Наконец я, связной, получил свой первый приказ — с наступлением темноты вернуть в роту крупнокалиберный пулемет унтер-офицера Майера. Лейтенант Вайс подробно объяснил мне, как добраться до места и на что обратить внимание. Вначале я тащил пулемет через наши траншеи, а потом, когда они закончились, мне предстояло преодолеть небольшой участок просматриваемой противником местности, за которой снова располагались наши ходы сообщения. По опасному участку я пронесся стрелой, собравшись нырнуть в начало следующей траншеи, но почему-то повернул не туда, куда следовало, и в результате оказался в траншее русских. Впервые я лицезрел своих смертельных врагов, помню их темно-зеленые каски; они вполне мирно пилили дрова, устроившись между двумя землянками. Внезапно увидев немецкую каску, они побросали пилы и схватились за оружие. В считаные секунды оценив опасность ситуации, я сиганул в кусты и побежал, петляя, как заяц, вверх по склону. Вслед мне прогремели несколько выстрелов. Но противник тут же потерял меня из виду. На командном пункте роты я доложил лейтенанту Вайсу о незапланированном визите в окопы русских, во что он, естественно, верить не хотел. Потом он решил послать к выдвинутой пулеметной позиции кого-то поопытнее. Так провалилось мое первое боевое задание. Повезло!

В целом в тот период на фронте было довольно спокойно, в боковых оврагах, которые нами не контролировались, находились русские. С наступлением темноты там разжигались костры, и русские пели свои берущие за душу песни. Мы, затаившись, слушали их пение, на мгновение забывая ужасы войны и даже ненависть к тем, кто находился по ту сторону.

В этом изголодавшемся Демянском котле темой номер один была и оставалась жратва. Когда чувство голода усиливалось, мы начинали воображать себе всякую вкуснятину в самых различных вариантах. В письме к родителям я молил их прислать мне хоть хлебных крошек, потом, правда, пожалел об этом — ну к чему заставлять их лишний раз переживать за меня? Мы были обязаны испить свою чашу страданий за Германию до дна. Солдатское братство и взаимопомощь позволили нам выстоять в эти тяжкие времена. Я тогда и вообразить не мог, что все может быть гораздо хуже.

К великому счастью, полевая почта, хоть с грехом пополам, но функционировала, и мы имели возможность написать домой. По воздуху нам доставляли стограммовые бандероли и письма. Как же мы радовались, услышав свою фамилию при раздаче писем. В письмах отец старался подбодрить меня, вспоминая Первую мировую войну и ураганный огонь под Верденом, где он получил тяжелое ранение в голову. В письмах на родину строго воспрещалось указывать место расположения армейской части.

Поползли слухи о том, что скоро будет предпринята попытка выхода из кольца окружения. Меня зачислили четвертым стрелком станкового пулемета. Командир расчета и первый стрелок были смертельно ранены в голову, в подобных случаях всегда можно было рассчитывать на повышение.

Незаметно наступила середина сентября 1942 года, ночи стали холодными, что мы почувствовали, в первую очередь, ногами. Мы с волнением и нетерпением ожидали, что еще до начала зимы наше положение все же хоть как-то изменится — в конце концов, не сидеть же в этом котле до конца войны!

Задним числом мне хотелось бы поведать о причинах таких страшных потерь среди командного состава расчетов станковых пулеметов SMG 34. Чаще всего командиры этих расчетов и первые стрелки гибли от ранения в голову. Дело в том, что прицел был установлен слишком высоко над стволом пулемета SMG 34. Как бывший пятый стрелок (подносчик боеприпасов) в начале операции «Михаель» я выдвигался далеко вперед и, соответственно, первый и второй стрелки тоже. Я задумался над тем, как сократить потери, и пришел к выводу, что выход есть — взять и изменить расположение прицела, просто-напросто расположив окуляр ниже, как это, например, сделано в стереотрубе. И вот в доставшейся мне в качестве трофея русской тетрадке я начертил простые схемы усовершенствования прицельного приспособления пулемета SMG и отослал их в Берлин в Имперское министерство вооруженных сил. В ответ на это мои родители получили очень вежливое послание из министерства, с просьбой переслать его мне на мой адрес полевой почты. Это послание, увы, до меня так и не дошло, а фронтовые войска стали вооружать исключительно пулеметами полегче.

В большом лесном массиве около Великого Села мы с наступлением темноты выдвигались на исходную позицию, где уже развертывалась для наступления еще одна пехотная часть. Я подумал, что мы, скорее всего, будем атаковать волнами. К утру поступил приказ: «Подразделению получить глинтвейн для согрева». С четырьмя солдатскими котелками я в кромешной темноте, шлепая по лужам, потащился через лес туда, где находился обоз. На человека полагалось пол-литра глинтвейна. Залив четыре порции, я поспешил назад, но заплутал в лесу и добрался до своих, когда наша артиллерия уже открыла ураганный огонь по русским позициям. Началась классическая пехотная атака с большим размахом, в которой и мне довелось участвовать. Потом были и оборонительные бои, и отступление с боем. Противник со знанием дела окопался на поросшей местности, превратив ее в глубоко эшелонированную линию обороны. Предполье было заминировано, о чем мы знали. Вскоре послышался хорошо знакомый гул. Две группы пикирующих бомбардировщиков типа Ю-87 и две эскадрильи истребителей «Ме-109» атаковали русские позиции прямо перед нами. Бомбардировщики, пикируя, не могли точно определить, где мы, а где противник, поэтому несколько бомб упали на наши позиции. Но мы, вовремя заметив падавшие на нас бомбы, сумели укрыться. От воя сирен пикирующих бомбардировщиков душу выворачивало наизнанку. Мой близкий друг получил тогда ранение. Это на самом деле очень напоминало ад. После того как пикирующие отбомбились, настала очередь Me-109. Истребители на бреющем щедро поливали из пулеметов позиции русских. Если кто-нибудь из летчиков, увлекшись, слишком долго держал палец на гашетке, от его огня перепадало и нам. Приходилось действовать как всегда — «мордой в грязь». Позабыв о смертельной опасности, мы выползали из наших траншей на нейтральную зону перед русскими окопами. Из-за коварных мин в предполье, не говоря уже об ответном огне противника, один за другим гибли и получали ранения наши солдаты. Там, где мины были обезврежены или сработали, саперы кусочками бинтов обозначали безопасный проход. Наш станковый уже в начале боя расстрелял все боеприпасы и нуждался в срочном их пополнении. И я ползком приволок через просеку своим товарищам два полных ящика с патронами. Слева и справа от меня я слышал мольбы о помощи: «Санитар! Санитар!» Лишь с наступлением темноты стало возможным помочь раненым, но для многих эта помощь запоздала.