Александр Мосолов - При дворе последнего императора

Государь принял предложенное Столыпиным противоконституционное действие, указом изменив закон о выборах и дав администрации возможность влиять на их результат. Новый премьер считал акт 3 июля государственной необходимостью для создания работоспособной Думы — не врага, а сотрудника правительства.

Я не мог тогда узнать, отдавал ли царь себе отчет, насколько эта мера могла подорвать его престиж. Мне казалось, что переворот сверху обязательно влечет переворот снизу. Фредерикс, во всяком случае, держал себя совершенно в стороне: дело не касалось его ведомства.

Новая Дума оправдала правительственные надежды, и при открытии ей было передано высочайшее приветствие. Эта, третья, как и следующая, четвертая, Дума была, действительно, послушным орудием в руках Столыпина, чего ему простить не мог граф Витте.

Я уже описывал в предыдущих очерках приемы при дворе многочисленных черносотенных делегаций. Они явились результатом недоверия, которое испытывал Его Величество к народным избранникам. Государь видел в депутатах Думы представителей не народа, а просто интеллигентов. Совсем другое — крестьянские делегации. Царь встречался с ними охотно и подолгу говорил, без утомления, радостно и приветливо.

Так было на полтавских торжествах. По желанию Его Величества по окончании официальной части программы он принял представителей волостей. Их выстроили на большой площади, и царь более 2 часов беседовал с ними. Он так увлекся этими разговорами, что не заметил, как прошло время. Я был поражен простотою и сердечностью, с которыми государь говорил с крестьянами. Видимо, и на крестьян разговоры батюшки-царя производили глубокое впечатление. Его Величество впоследствии часто вспоминал эти беседы со столь преданными ему славными хохлами.

Так было и в Чернигове на следующий день после покушения на Столыпина. Беседа происходила при свете факелов и продолжалась более 3 часов. Государь не пропускал ни одной волости, чтобы не поговорить хотя бы с двумя-тремя крестьянами.

Часто сообщалось о лицах, которым государь давал тайные аудиенции. Должен сказать, что в действительности их было немного, если не считать тех, которых Николай II принимал хотя и неофициально, но по просьбе соответствующих министров.

Из тайных докладчиков мне известна лишь группа Безобразова, Вонлярлярского и Абазы, из которых двое были кавалергардами. Поэтому Фредерикс предполагал, что они первоначально попали к государю при посредстве императрицы Марии Федоровны. Их доклады касались дальневосточной концессии на реке Ялу, которая явилась одною из причин войны нашей с Японией.

Конечно, сановники, как например Победоносцев, генерал-адъютанты Рихтер и Ванновский, если желали видеть государя, писали ему, а затем царь немедленно их приглашал якобы от себя.

Упомяну еще об одной, почти что оккультной силе — о князе Владимире Мещерском, издателе «Гражданина».

Отношения князя с императорской семьей начались давно — с его дружбы с наследником престола цесаревичем Николаем Александровичем, старшим сыном Александра II, и герцогами Лейхтенбергскими. Затем, после восшествия на престол Александра III, Мещерский ему писал и удивительно ловко выудил у Его Величества два раза ответы. Я, уже в эмиграции, имел в руках подлинники этих ответов, которые князь оставил в наследство своему молодому другу Бурдюкову. Последнего нужда вынудила их продать. Увы, великие князья в то время уже не обладали суммами, которые Бурдюков с них запрашивал за эти интересные исторические документы.

Мещерский получал ежегодно субсидию из десятимиллионного фонда на издание своей газеты. Человек он был, безусловно, умный, имел большое влияние на общественность, и особенно на администрацию, знавшую, что и Александр III, и Николай II читают «Гражданин», и боявшуюся смелых, всегда крайне язвительных разоблачений князя.

За время своей службы при дворе я не помню ни одного случая, когда бы Мещерский не добился от государя испрашиваемой им для кого-нибудь милости. Он писал непосредственно Его Величеству, и у меня перебывало в руках немало писем, писанных убийственным почерком князя, с неизменною резолюциею императора: «Исполнить».

Мне известно, что он писал царю не раз и по вопросам политическим, не говоря об аудиенциях, которых князь удостаивался не реже двух-трех раз в год. Не знаю, какое впечатление эти письма и доклады произвели на государя, так как он никогда о Мещерском не говорил даже Фредериксу.

Наибольшую огласку получила «концессия на Ялу». Вскоре после боксерского восстания в Петербурге сформировалось общество для эксплуатации дальневосточных лесов и ископаемых богатств. Во главе его стали Абаза, Безобразов и другие.

Граф Фредерикс из гоф-фурьерского журнала усмотрел, что государь им несколько раз давал совершенно негласные аудиенции. Он тогда же обратил внимание Его Величества на нежелательность таких приемов без ведома ответственных лиц. На это царь возразил, что если вести торговое предприятие бюрократическим путем, то из него ничего не выйдет. Он лично очень интересуется этим весьма широко задуманным и умным делом.

Несколько времени спустя к Фредериксу явился Безобразов и рассказал о сути предприятия. Он рисовал картину развития его в общество, подобное Ост-индской компании. Государь, по словам Безобразова, лично очень интересуется этим делом и согласился стать акционером на сумму в 200 000 рублей. Он показал графу подписной лист с десятком титулованных и высокопоставленных имен, пока еще, правда, денег не внесших. Фредерикс ответил, что о разговоре доложит Его Величеству и спросит указаний, но предупредил собеседника, что не сочувствует тому, чтобы государь становился пайщиком частной компании.

На другой день при всеподданнейшем докладе министр энергично советовал императору отказаться от участия в деле. Он указал, что никогда русский самодержец не становился акционером и что это может вызвать нежелательные толки. Нужно предвидеть также, что 200 000 рублей будут лишь авансом, а потом придется вкладывать и миллионы. Пока все подписавшиеся не дали ни гроша, но после взноса государя и они внесут свои деньги. В случае неудачи предприятия Его Величество будет нести ответственность за их потери и вынужден будет поддерживать безобразовское дело…

Государь ответил, что подумает. Через день эти господа снова имели аудиенцию, и Фредерикс получил собственноручную записку Николая II, гласившую: «Прошу вас выдать Безобразову 200 тысяч рублей». Министр, не признавая возможным контрассигновать такое распоряжение государя, поручил мне изготовить всеподданнейшую записку с просьбой об увольнениии его от должности и специально по этому делу поехал в Царское Село. По возвращении граф Фредерикс рассказал мне, что император его отставки не принял и был смущен происшедшим. Чтобы вывести государя из неловкого положения, министр предложил считать, что 200 000 рублей выдаются Безобразову в виде личного пособия.