Дитер Хэгерманн - Карл Великий

Все это можно было поставить в вину лично Тассилону, хотя его старшего сына Теодора включили в состав заложников как бы в качестве соправителя.

Герцогская семья, супруга, второй сын, не говоря уже об обеих дочерях, которые не несли никакой доли ответственности, не приносила никакой присяги верности королю франков, не всту-пала в какие-либо правовые отношения с Карлом. Супруга, даже если она играла подстрекательскую роль, заслуживала покровм тельства, ведь она не могла заключать договора или вступать в особые правовые отношения с королем. Даже если Тассилон заслужил такую кару, что сомнительно, а его старшему сыну в качестве заложника пришлось в полной мере отвечать за поведение отца, всю семью, согласно существовавшим тогда правовым отношениям, нельзя было подвергать репрессиям, приближавшим наступление смерти в монастырских подземельях. Насилие здесь явно потеснило право.

В этом сведении счетов с ненавистным герцогским родом, породнившимся в лице Одилона с сестрой Пипина Гильтрудой и сохранившим квазикоролевский титул, откровенно проявился насильственный компонент судопроизводства: довершают эту историю свержение Тассилона, высылка всей его семьи, покорение и непосредственное включение внешнего баварского дуката в состав государства франков.

Поражает, сколь приглушенным оказалось внутрибаварское сопротивление этой принципиальной перестройке политических условий в результате ликвидации наследственного герцогского рода и системы его автономного правления. Все происшедшее слишком уж напоминает аннексию королевства лангобардов четырнадцатью годами раньше. Не вызывает сомнения, что в обоих случаях в соответствующих регионах была проделана серьезная подготовительная работа. Видимо, князья церкви и верхушка аристократии, щедро вознагражденные при перераспределении герцогских владений и конфискации, быстро переварили смену политических ориентиров. Правда, летописи (что в общем-то вполне понятно) не донесли до нас конкретных имен.

Усомниться в самом факте не представляется возможным. Так, например, в Зальцбурге или в Нидерлтайхе еще до конца века король франков без колебаний легализовал владения Агилольфингов вместе с их дарами за проявленную лояльность. Длительное пребывание Карла в Регенсбурге в 792–793 годах, судя по всему, позволило укрепить отношения короля со знатью, тем более что ему удалось переключить их энергию на борьбу с последним оставшимся врагом на юго-востоке — аварами, которые, если верить упрекам современников, были заодно с лангобардами, а затем и с Тассилоном.

По-видимому, смешение герцога и всего царствующего рода и заточение их в монастырь произвело самое сильное впечатление. Сомнения в правомерности юридического процесса, если таковые вообще высказывались, никак не подчеркивались или же не донесены до нас преданием: карьера короля франков уверенно шла к зениту.

Оценка произошедшего на собрании в Ингельгейме-на-Рейне и описание свержения Тассилона и его изгнания содержится в малоизвестной королевской грамоте от 25 октября 788 года, выданной уже в Регенсбурге, названном «наш город»! Храм в Меце вручил ее монастырю Герренхимзее. Этот монастырь под началом ирландского аббата Добдагрека пользовался особой благосклонностыо герцога Тассилона, который, преодолевая мощное сопротивление епископа Арбеона из Фрейзинга, преподнес монахам щедрые дары. Поэтому похоже на правду, что один из баварских обвинителей присутствует на заседании Ингельгеймского собора.

Этой привилегией для монастыря Герренхимзее, служившего интересам «города Арнульфингов» (по выражению Герхарда Ёкселе), король франков недвусмысленно подтверждает правовое притязание на герцогство Бавария: «Поскольку вероломным образом на протяжении многих лет усилиями злодеев Одилона и Тассилона, наших ближайших сородичей (!), герцогство отдалялось и отчуждалось от королевства франков, которое теперь мы подчинили себе с помощью Божией, при содействии Господа праведного, пусть ваша епископская честь [51] Речь идет о епископе Меца. знает… Чисто внешняя автономия Баварии зижделась, таким образом, на противоправном процессе отчуждения усилиями последних герцогов; и вот теперь с помощью Божией этот процесс удалось повернуть вспять, в результате чего в данном контексте король восстановил полную власть над баварской церковью».

Государственно-правовой процесс включения Баварии в государство франков для Карла завершился в Ингельгейме в 788 году. Это решение носило необратимый характер. С тем большим удивлением исследователи реагировали на то, что король франков шесть лет спустя, которые в значительной мере служили делу интеграции герцогства в состав королевства, воспользовался известным Франкфуртским собором 794 года, чтобы вернуть баварского герцога из монастырского заточения в сферу публичной политики. На этом соборе, о котором еще пойдет речь ниже, были широко представлены все регионы страны. Главным пунктом повестки дня считались каверзные богословские проблемы, вытекавшие из решений Никейского Вселенского собора. Считалось, что на них следовало дать собственный, так сказать, франкский ответ.

Неожиданное выступление Агилольфинга, к тому же почти не упоминающееся в исторических летописях, по крайней мерс более поздние наблюдатели часто сравнивали с показательным судебным процессом Тассилона. Запланированная сверхзадача процессов такого рода, служивших уничтожению политических противников псевдолегальными средствами без какого-либо правового основания диктаторами XX столетия, вызвала ложный резонанс на выступление Тассилона перед отцами собора. К тому же претенциозное название этого выступления еще не дает ответа па поставленный вопрос: во имя чего? Поскольку правовой аспект король Карл изложил публично уже в октябре 788 года, а имперские хроники и прочие исторические свидетельства близкие ко двору не видели повода отмечать это соборное интермеццо, мимолетное возвращение Тассилона из монастырского заключении едва ли было задумано как значительный политический спектакль.

Скорее всего прибывшие на собор намеревались заняться разбирательством менее каверзных вопросов в религиозно-нравствен ной и юридической областях. Не случайно их решению был посвящен целый параграф Франкфуртского капитулярия в тесной связи с обязательными для исполнения положениями об адоптианизме и споре об иконоборчестве. Этот нюанс отмечен, но не принят во внимание во всей его полноте. Тем самым характеристику всего происходящего как показательного процесса следует признать абсолютным анахронизмом и даже заблуждением. О самом действе сообщают хроники аббата Рихбота (место написания — монастырь Лорш), который тогда являлся одновременно епископом Трирским и лично участвовал во Франкфуртском соборе, а также написанные в иное время анналы южногалльского монастыря Муассак, по крайней мере располагавшего текстом Франкфуртского капитулярия.