Михаил Филиппов - Осажденный Севастополь

— Лошадей нет и не будет, — лаконически отрезал смотритель, как видно уже привыкший ко всяким проявлениям неудовольствия — до оскорбления действием включительно; о последнем свидетельствовала его и теперь еще подвязанная щека.

— Как не будет? Да вы с ума сошли! Да ведь это разбой! — горячился офицер. — Как хочешь, а чтобы мне через четверть часа были лошади, а иначе тебе несдобровать! — грозно прибавил он, переходя с "вы" на "ты" и становясь в угрожающую позу.

Смотритель, видя, что дело принимает крутой оборот, прибег к маневру, который ему большею частью удавался, особенно с молодыми офицерами. Он принял униженную позу и сказал:

— К чему же нам ссориться?.. Разве я тут при чем?.. Вот не напьетесь ли чайку, я сейчас пришлю мою дочку, она нальет вам и составит компанию, а тем временем, может быть, и подойдут лошади… Сами посудите, наше положение…

В таких случаях обыкновенно офицер раскрывал рот, чтобы ответить, но в это время смотритель уже исчезал, из боковой двери появлялась его дочка полногрудая, довольно смазливая девица с несколько обрюзгшим лицом и развязными манерами. В этой глуши, в одиноком домике появление смазливой девицы сомнительного поведения всегда производило эффект. Теплый, хотя и угарный воздух комнаты, шипенье самовара, картинки на стенах, изображавшие Синопское сражение и еще какую-то битву русских с черкесами, — все это после осенней стужи и слякоти немножко напоминало домашний очаг, немыслимый без присутствия женщины. Смазливая девица являлась как бы необходимым дополнением обстановки, ее довольно плоский разговор казался милым, ей отпускались любезности, она пила с офицерами чай, поедала с ними булки и закуски, если таковые оказывались, вообще, делала им пребывание здесь приятным и отвращала от отца не одну готовую разразиться грозу.

Сердитый офицер, требовавший лошадей, не удовольствовался, однако, появлением девицы и продолжал шуметь и буянить до тех пор, пока спавший на диване под буркою офицер не проснулся от этого крика и шума.

Проснувшийся офицер приподнялся и в свою очередь прикрикнул на буянившего поручика:

— Что это за безобразие! Я две ночи не спал, а вы здесь шумите так, что спать никому не даете…

Сердитый поручик хотел было затеять ссору, но, увидев, что спавший офицер старше его чином, прикусил язык и, подойдя к окну, стал смотреть, не подъехала ли телега, в которой плелся сзади его денщик с вещами.

"Все равно без вещей я не поеду, — подумал поручик, — и даже если бы были лошади, пришлось бы ждать".

Смазливая девица подсела к юному Глебову, который стал угощать ее где-то купленной им жареной куропаткой. Девица сказала Глебову, что любит таких молоденьких, как он, и удивляется, как родители отпустили его на войну. Глебов обиделся, что его считают слишком юным, и, чтобы доказать противное, стал отпускать девице юнкерские любезности, принятые ею весьма благосклонно. Выпив с Глебовым по рюмке водки (предварительно она, конечно, жеманилась и уверяла, что не пьет), девица совсем повеселела и стала толкать юного офицера под столом ногою. Он шепнул девице что-то на ухо, от чего она слегка покраснела и кивнула головою утвердительно.

Лошадей дождались лишь к следующему утру. Оставалось еще два — перегона до Симферополя. Глебов на этот раз ехал лишь вдвоем с сердитым поручиком, так как третий попутчик остался дожидать своего товарища.

Проехав несколько верст, Глебов и его попутчик услышали в отдалении какие-то глухие звуки, становившиеся все более явственными.

— Что это? — спросил Глебов ямщика.

— Где, барин?

— Да вот, слышно, что-то бухает.

— Эх, барин, нешто не знаешь? Стреляют в Севастополе, тут и слышно.

— А сколько туда верст будет?

— Да верстов сто, почитай, будет… У Глебова невольно забилось сердце при мысли, что он теперь некоторым образом является участником драмы, разыгрывающейся в Севастополе, хотя и отстоит от города за целую сотню верст…

Приехали наконец в Симферополь поздно ночью и остановились у гостиницы "Золотой якорь", которая молодому Глебову показалась хуже иных петербургских трактиров. О красотах местоположения Симферополя он и не думал: не до того было, так устал и продрог он после путешествия по болотистой равнине, сменившейся теперь гористой местностью.

В гостинице некоторые окна были освещены, но ворота были уже заперты, и со двора слышался лай собак. Стали стучать и насилу достучались. Войдя в первую комнату, увидели бильярд, на котором спал какой-то гусарский офицер. Вышел сонный содержатель гостиницы и сказал, что теперь, кроме ветчины, нет ничего, а завтра можно получить обед, какого и в Петербурге не получишь. Глебов посмотрел на карту и, увидя в числе поименованных блюд "португальские щи" и "борщ по-гречески", должен был согласиться с хозяином, а пока удовольствовался ветчиной. Хлеба также не оказалось, и, по счастью, выручил бывший тут казак, предложивший их благородиям черного хлеба и соли. Цены в "Золотом якоре" оказались непомерными: за грязный номер, в котором стены были покрыты кровавыми пятнами, свидетельствовавшими о борьбе прежних обитателей с клопами, с Глебова и поручика, который из сердитого стал от утомления сонным и угрюмым, спросили такую цену, что юный офицер с ужасом понял, что необходимо разменять последний золотой: предпоследний он с чисто юнкерской щедростью подарил станционной Дульсинее в виде благодарности за ее гостеприимство.

Несмотря на все неудобства своего помещения, Глебов спал всю ночь как убитый. Проснувшись рано утром, он снова явственно услышал отдаленное буханье пушек. Выйдя в коридор, чтобы потребовать умыться и чтобы узнать, приехал ли денщик с багажом, Глебов почти столкнулся с выходившим из своего номера артиллерийским офицером и хотел уже сказать "виноват-с", как вдруг артиллерист сжал его в своих объятиях, закричав:

— Коля! Наконец-то! Да ты уже произведен! Молодец!

— Алеша, неужели это ты? — вскрикнул в свою очередь младший Глебов, узнав брата. — Как же ты не в Севастополе? Неужели ты был ранен? — тревожно спрашивал он старшего брата.

— Нет, Бог миловал… Я сюда по поручению начальства. Деньги надо получать. Хочешь, сегодня вечером поедем вместе? Тебе, конечно, хочется поскорее в Севастополь, ну да успеешь.

— Да если бы не ты, я бы сейчас поехал. Впрочем, не думай, что мне неприятно ехать с тобою, — поспешил прибавить младший Глебов. — Я, напротив, так рад тебя видеть! Господи, сколько времени! Я бы сразу не узнал тебя. А ведь правда и. я изменился?

— Ты вырос, возмужал, окреп. Ты теперь имеешь вид настоящего воина, сказал, улыбнувшись, брат. — Жаль, что пехтура, тебе бы быть кавалеристом. Ну, зайдем ко мне в номер, напьемся чаю.