Михаил Филиппов - Осажденный Севастополь

Два раза сбивали модлинцы водруженное французское знамя, но наконец оно взвилось над курганом. Наши отступали в глубь укрепления. Моряк Карпов, тот самый, который предсказал, что курган возьмут в пятницу, собрал горсть артиллеристов и ратников курского ополчения и бросился на левую батарею, занятую французами.

Ополченцы не походили на солдат. Это были простые курские мужики. В первые дни их появления на кургане солдаты смеялись над их бородами и над их неловкостью. Уверяли, что однажды бомба упала подле ополченцев и те сбились вокруг нее в кучу, а когда бомбу разорвало, переранив многих, стали плакать.

Быть может, и было нечто подобное, но на этот раз ополченцы с топорами бросились на французов и сражались не хуже солдат: неприятель подавил их только массой. Карпов попался в плен: шестеро французов схватили его и связали ему руки.

Через полчаса после начала штурма Малахов был уже в руках французов. Во рву сидели французские музыканты и играли марш. Воодушевленные этой музыкой, свежие французские войска лезли на курган, и вскоре здесь собралось до шести тысяч человек, которые открыли с кургана жестокий ружейный огонь.

В это время в городе, заметив, что бомбардировка стихла, стали взбираться на возвышенные места и смотреть, что бы это значило.

С библиотеки был виден Малахов, казавшийся пригорком, изрезанным траншеями и загроможденным валами батарей. Дальше тянулась равнина, покрытая камнями и кустами. Дух захватило у зрителей, когда из неприятельских траншей вышли французские колонны и, немного согнувшись вперед, шли с одушевлением. Ветер дул им в лицо, полы мундиров и курток развевались. С кургана полетело несколько бомб, с рогатки зашипела картечь; но шли и шли вперед пылкие французы.

На минуту дым орудий скрыл их из глаз. Но вот прояснилось: идут ряды синих мундиров; видны две линии ружейных огней; далее ничего нельзя было разобрать, кроме дыма и пыли.

Штурм был направлен против всего нашего левого фланга.

Николай Глебов не успел добежать к своей роте и, сам не зная как, очутился опять подле рогатки. Несколько минут французы здесь еще не показывались, но вот они разом высыпали из траншей длинною и густою цепью и бросились к укреплениям. Наши открыли ружейный и картечный огонь. Французы падали, оступались в волчьи ямы, но неудержимо подавались вперед, смыкаясь бегом в две густые массы, из которых одна устремилась на второй бастион. Какой-то прапорщик с гренадерской ротой бросился на другую массу, устремившуюся к рогатке.

Французские саперы мигом разнесли топорами рогатку, и французы ворвались в укрепление. Откуда-то явилась наша мушкетерская рота.

— Куда вы?! — крикнул стоявший у батареи! артиллерийский офицер поручику, командовавшему этой ротой.

— К вам!

— Оставьте меня, помогайте гренадерам.

Поручик ударил во фланг французов, а прапорщик — с фронта. Прапорщик был вскоре ранен. Николай Глебов, не долго думая, стал на его место и повел роту. Недолго продолжался бой: массы французов одолевали. Глебов почувствовал, что один держит его за ворот, два других крутят ему руки назад и вяжут их, а четвертый замахнулся над ним оружием вроде тесака. Глебов инстинктивно наклонил голову, но подоспевший французский офицер что-то крикнул солдатам и сказал Глебову, что он пленный.

"Прощай, Россия! Прощай, моя невеста! Прощай, Севастополь!" — мелькало в уме у Глебова, и слезы навернулись у него на глаза.

Бывшее при Глебове оружие тотчас отобрали. Офицер пригласил его идти за сапером и другим солдатом в траншеи и велел тотчас развязать ему руки, что и было исполнено.

Глебов оглянулся: вблизи никого из русских, везде синие мундиры и алые штаны.

"Делать нечего, надо идти", — подумал Глебов, тяжело вздохнув.

Николай Глебов шел за сапером по траншеям, откуда все шли да шли на Севастополь новые колонны французов, казалось, им счету нет.

Подошли к сильно вооруженной батарее.

— Эта ваша бывшая Камчатка, — сказал сапер.

На валу, с зрительной трубкой в руке, окруженный свитой, стоял французский главнокомандующий Пелисье. Он был в мундире, со звездой Почетного легиона на груди, а поверх мундира имел пальто, надетое в рукава. Наружность у него была бодрая, в усах и эспаньолке значительная проседь. Узнав, что пленный говорит по-французски, Пелисье спросил чин и фамилию пленного.

— Поручик Глебов.

— Сколько орудий было на вашей батарее?

— Я не артиллерист, я попал случайно туда. Я служил в пехоте.

— Ожидали вы сегодня штурма?

— Ожидали недели две.

— А сегодня?

— И сегодня ожидали.

После этого казенного допроса Пелисье велел саперу отвести пленного в лагерь генерала Боске. Несмотря на все интриги против Боске, штурм Малахова кургана не решились поручить никому, кроме него.

Алексей Глебов, не подозревая, что брат его в плену, был на втором бастионе.

Генерал Сабашинский закусывал здесь с капитаном Генерального штаба Черняевым, как вдруг ударили тревогу. Французы уже хозяйничали здесь и быстро заклепали орудия. Алексей Глебов, выхватив штуцер у раненого солдата, вмешался в толпу наших стрелков и поспешил к оставшейся незаклепанною мортирке.

Комендор орудия был убит.

Глебов сам выстрелил из мортирки — куча французов легла перед нею. Генерал Сабашинский тотчас рассыпал стрелков, которые открыли огонь. Прапорщик дружины курского ополчения под самым сильным огнем пошел с своей командой за патронами. Затем все перемешались. Какой-то зуавский офицер, красивый юноша в блестящем мундире, держа в одной руке пистолет, а в другой камень, вскочил на бруствер, а за ним четыре зуава с ружьями и камнями. Офицер выстрелил почти в упор в генерала Сабашинского, но не попал, бросил камнем — и промахнулся. Сабашинский замахнулся на него своим костылем, но тут наши солдаты подбежали и перестреляли всех пятерых французов. Несколько минут спустя французы были выбиты из бастиона; весь ров и ближайшая часть поля были устланы их трупами.

На четвертом бастионе, где был Лихачев, штурм французов был также отбит. Уже перекладывались в неприятельских траншеях мосты, показались штурмовые лестницы, и синие мундиры приближались к бастиону. Наши открыли убийственный огонь. Кто достиг оборонительного рва, тот, без преувеличения, повис на русских штыках. Увлеченные своим делом, защитники знаменитого четвертого бастиона сначала не замечали, что делается у соседей. Вскоре они увидели, что на пятом бастионе французы также отбиты, на третьем англичане все еще боролись с нашими, но заметно терпели урон. Странным показалось всем, что на Малаховом кургане вдруг затихло; потом загремели орудия, но уже с второй оборонительной линии.