Гюнтер Фляйшман - По колено в крови. Откровения эсэсовца

Есть и пить полагалось только в отведенное для этого время. Того, кто пожелал отхлебнуть от фляжки на ходу или откусить кусок от краюхи хлеба, сурово наказывали. Немудрено, что в таких условиях обмороки стали повсеместным явлением — еще бы, попробуй прошагай несколько часов кряду с грузом в пару десятков кило по тридцатиградусной жаре! Мы, лениво обходя упавших, продолжали путь, собирая в кулак всю волю и остававшиеся силы, чтобы не последовать примеру валявшегося без чувств в дорожной пыли несчастного. Именно несчастного, потому что ему в таком состоянии ничего не стоило угодить под копыта лошадей или колеса телег.

Чтобы легче было переносить ужасы пешего марша, я приучил себя никогда не смотреть вперед. Да и смотреть было особенно не на что — все та же унылая равнина, все та же степь без конца и края. Поэтому я предпочитал созерцать отпечатавшиеся в пыли следы шедшего впереди бойца и даже пытался ступать ему в след. Иногда напевал про себя что-нибудь или читал стихи. Словом, делал все, лишь бы не дать себе впериться в недостижимую линию горизонта.

Жажда, обезвоживание организма и заплесневелый хлеб оборачивались болезнями личного состава. Ни о какой гигиене в подобных условиях и говорить, конечно, не приходилось. Если мы оказывались у реки или озера, никому не разрешалось лезть в воду до тех пор, пока не будут заполнены все фляжки, цистерны и радиаторы машин. Но многие вместо купания предпочитали завалиться спать. Офицеры силой принуждали выкупаться, но разбудить измотанного солдата было не так-то просто, и они, в конце концов, отвязывались. Отсутствие элементарной гигиены оборачивалось вшами, другими паразитами, в конечном итоге мы дошли до такого состояния, когда уже нельзя было отличить «купальщиков» от «сонь». Вши донимали и тех, и других — они были в волосах, в одежде — повсюду. Можно было ведрами выливать на себя дезинсекторы — толку никакого. Мы еще шутили, что, дескать, за каждого убитого солдата СС 10 легионов вшей (10 ООО) непременно отомстят русским за незаконный захват ими среды обитания.

Когда подходило время приема пищи, мы собирались группами. Офицеры обходили всех, проверяя, сколько воды у тебя во фляжке и сколько хлеба. И того, и другого должно было оставаться ровно столько, сколько у остальных. Если кто-то по пути глотнул воды или пожевал хлеба, того выводили из строя и тумаками учили уму-разуму. Но и разрешение поесть и попить отнюдь не всегда вызывало радость — нередко хлеб кишел червями, причем нам не позволялось выбрать их. Жуй себе с червячками, сытнее будет, да и протеинов побольше, так, видимо, рассуждали наши командиры. Вот мы таким образом и восполняли нехватку белков. Со временем наша трапеза обогатилась новым ритуалом — своего рода протестом. Все наперебой хвалились друг перед другом, у кого в краюхе хлеба червяк толще. А потом принимались жевать, да еще с открытым ртом, мол, смотрите на меня, я не брезгливый, я ко всему привычный. Чистейший мазохизм.

Поскольку пить приходилось, главным образом, некипяченую воду, учащались случаи желудочно-кишечных заболеваний. Я практически все время пил некипяченую, но, как говорится, Бог меня миловал от всех этих хвороб.

Между Киевом и Белой Церковью меня вместе с «Петриксом» направили в голову колонны 5-го ваффен-СС. Был душный вечер очередного прокаленного солнцем, пропыленного дня. Я сидел неподалеку от офицеров и слышал, о чем они говорили. Кюндер и еще несколько офицеров были весьма обеспокоены сильным отрывом вперед 5-го ваффен-СС в ходе продвижения к Днепру. В результате мы оказались отрезаны от сил поддержки. Наши основные силы — части вермахта и СС — оказались разделены, овладевая одним городом за другим. И при попытке овладеть любым из них мы подвергались атакам русских, хоть и успешно их отбивали, оттесняя противника. А теперь мы оказались посреди степей Украины, будучи поделенными на изолированные друг от друга группировки, и противнику ничего не стоило взять их в клещи. Кое-кто из офицеров высказывал мысль, что, мол, русские намеренно завлекали нас в глубь страны, чтобы потом разделаться нами, — нанести мощные фланговые удары, а потом замкнуть кольцо окружения и тем самым отрезать нам путь к отступлению, после чего просто-напросто уничтожить.

Данные же разведки свидетельствовали о том, что русские в массовом порядке отступают за Днепр, в связи с чем ОКВ и ОКХ отдали приказ продвигаться к Днепру и закрепиться на его берегу.

Я вернулся к Крендлу и Лёфладу. Мои друзья выглядели постаревшими лет на десять — впалые щеки, посеревшие лица. Сказывалась невероятная нагрузка последних дней. Да и походка наша напоминала старческую — натруженные мышцы рук и ног не позволяли распрямиться. Появился унтерштурмфюрер Дитц с новыми распоряжениями. На следующее утро мы с Крендлом сели на мотоциклы и отправились на северо-запад — нам предстояло пройти спецподготовку: овладеть навыками работы с более мощной рацией новой модификации.

Нам выдали автоматы МР-40 и мотоциклы с коляской. Лёфлад получил снайперский вариант К-98. Лихтелю вручили карту местности. Разобраться было не очень просто — мы вертели ее так и так, пока не сообразили, где находимся и куда направиться, и после этого стали отмечать на ней маршрут следования. Нас заверили, что, дескать, начиная от района нашего тогдашнего местонахождения и кончая Одессой, обстановка повсюду спокойная.

Оторвавшись от колонны 5-го СС на рокадном шоссе, мы сразу почувствовали себя вольготнее. Конечно, неплохо было отдохнуть от наших офицеров, однако мы находились в оккупированной нами стране и с трудом представляли себе путь следования. Первые несколько километров мы бодрились, шутили, но Лёфлад, который отчего-то не был склонен хохмить по каждому поводу и без такового, предупредил нас, чтобы мы вели себя собраннее. Видимо, его пугала необходимость постоянно вглядываться в местность через прицел своей снайперской винтовки; У меня из головы не выходили разговоры наших офицеров. Интересно, а что, если вдруг русские надумают атаковать нас. Я понимал, что нам против их натиска ни за что не устоять. И что тогда? Сражаться до последней капли крови, как того требовала присяга? Сдаться в плен? Если мы сдадимся в плен, русские в ту же минуту поставят нас к стенке — по примеру той же 4-й СС, которая в точности так же поступала с их солдатами и офицерами. Впрочем, чем черт не шутит — может, нам все же удастся каким-то образом отогнать их? Как отгоняли все это время? Впрочем, рассуждать на эту тему смысла не имело — у нас, как у солдат, было два возможных варианта — либо смерть, либо плен.

На последнем пропускном пункте у Одессы дежурили вдвое больше, чем обычно, солдат охраны. Поглядев на наши приказы, они досадливо покачали головой.