Гюнтер Фляйшман - По колено в крови. Откровения эсэсовца

Брюкнер был здоровенным парнем. Он был на год или два старше меня, но, невзирая на это, соблюдал субординацию и всем своим видом показывал, что готов выполнять мои распоряжения. Это был типичный пруссак — широкоплечий, мускулистый, густобровый, большеносый. Чувством юмора этот боец явно не обладал и вполне годился в сторожевые псы взвода. Ну скажите, кому будет охота связываться с амбалом ростом метр девяносто пять и весом в сотню кг?

Кюндер, естественно, был не в восторге от моего подбора кадров, он попытался аргументировать это тем, что, дескать, такого великолепного стрелка, как Брюкнер, грех убирать с передовой. Но Дитц возразил ему, мотивируя тем, что такому небольшому подразделению, как взвод, крайне необходимы бойцы, способные обеспечить максимум защиты от врага. На это Кюндеру возразить было нечего, и Брюкнер с Эрнстом были включены в состав 2-го разведвзвода саперов.

К 1 октября 1941 года мы вышли к Днепру и приступили к оборудованию оборонительных позиций. 5-я СС довольно тонкой линией растянулась с севера на юг. Радиовзвод мотался между южным флангом 5-й СС и северным — 3-й ваффен-СС. Я был благодарен судьбе за то, что не был включен ни в одно подразделение вышеперечисленных частей. Наша линия обороны была тонкой и вряд ли могла представлять серьезную угрозу для русских, попытайся они наступать с противоположного берега Днепра.

5-я СС создала у Днепра два плацдарма. Один — у двухпутного железнодорожного моста, достаточно прочного, чтобы выдержать проход наших танков. Второй плацдарм располагался в 4—5 километрах южнее у понтонного моста, наведенного саперами и служившего для переброски сил пехоты. Ни течение, ни глубина Днепра на этом участке не позволяли осуществить переход реки вброд.

В самую первую ночь у Днепра русские при помощи ракет и мин повредили понтонный мост. На следующий день наши саперы привели его в порядок, однако на следующую ночь русские снова вывели его из строя. И снова наши саперы восстановили переправу, а потом русские в очередной раз разрушили его... Когда понтоны пришлось восстанавливать в четвертый раз, рядовой состав только качал головами, задумавшись, какие же все-таки мудрые люди наши офицеры. А мост между тем был на следующую ночь вновь поврежден в результате обстрела русских. Тогда от русских мин досталось не только мосту, но и нашему выдвинутому вперед посту, пострадал и расположенный севернее железнодорожный мост. Офицеры же приказали доставить им грузовики для отхода, однако никто не удосужился отдать приказ открыть ответный огонь.

Утром меня вместе с другими командирами радиовзводов вызвали на командный пункт. Нам объяснили, что минувшей ночью наши войска не открывали ответного огня, чтобы враг не мог определить, каким оружием мы располагаем. Так как офицеры были не в курсе, каким оружием располагает неприятель на противоположном берегу Днепра, не знали и численности противника, словом, ровным счетом ничего, Кюндер предложил отправить радистов в разведку. Мы должны были на резиновых лодках переправиться через реку, проникнуть на вражескую территорию, собрать там все необходимые сведения, после чего передать их в вышестоящий штаб. Офицеры ваффен-СС соответствующим образом обработают поступившие сведения, на основе полученных данных спланируют операцию, затем переправятся через Днепр и встретятся с нами уже в ходе атаки русских.

По-видимому, у меня, когда я вернулся к взводу, испуг был написан на лице, потому что Крендл, не успел я и рта раскрыть, стал расспрашивать меня.

— Что на сей раз понадобилось им от нас? — поинтересовался он.

Я изложил план командования. Все посчитали эту затею чистейшим безумием, самоубийственной авантюрой. Нам предстояло отправиться на 15—16 километров севернее, там ночью преодолеть водную преграду. Все, за исключением Брюкнера, высмеяли план.

Поздно ночью на «Опель Блице» с прищуренными фарами нас доставили в условленное место. Ваффен-СС были заинтересованы в скрытности нашей акции. Мы, погрузив снаряжение, уселись в резиновые лодки, а «Опель Блиц» поспешил убраться с берега еще до того, как мы отчалим. Едва мы добрались до середины реки, как нас подхватило течение, пришлось приложить немалые усилия, чтобы нас не отнесло слишком далеко в сторону. Мы, шепотом проклиная и русских, и Сталина, и все на свете, с грехом пополам причалили к противоположному берегу, «но, по моим расчетам, километрах в 2—3 от намеченного места. Впрочем, наши офицеры наверняка предусмотрели и это, мы же на снос течением не рассчитывали и пребывали в полной уверенности, что нам еще предстоит добираться к нужному участку берега, и даже заспорили, в каком направлении двигаться — на юг или же на север?

Было непривычно и страшно оказаться на территории, занятой русскими. Руки у меня тряслись, а в животе неприятно урчало. Небо было затянуто плотной пеленой облаков, изредка приоткрывавших ненадолго луну. Советские солдаты вполне могли узнать о нашем прибытии и подкарауливать где-нибудь поблизости. Чтобы свериться с компасом, Лёфладу пришлось набросить на себя одеяло, а потом подсвечивать себе спичкой. Пройдя чуть больше 2 километров вдоль берега на восток, мы миновали линии обороны русских. Потом повернули на юг, то есть полезли прямо в пасть льву. Мы знали, русские где-то поблизости. И мы обязаны были обнаружить их. В душе я был готов просто сесть там, где стоял, переждать какое-то время, а потом представить Кюндеру неверные разведданные. И не сомневался, что мои товарищи думали примерно то же. Но мы, разумеется, не могли пойти на это, зная, что, невзирая ни на что, все же выполним поставленную нам задачу. Сам не пойму, как мы решились пойти к линиям обороны русских, осознавая смертельную опасность.

Мы прошли 3—4 километра к югу, как вдруг Брюкнер поднял руку вверх, и мы замерли на месте как вкопанные.

— Чувствуете запах? — прошептал он. Принюхавшись, мы ровным счетом ничего не почувствовали.

— Полевая кухня где-то неподалеку, — пояснил он.

В свете луны я взглянул на Крендла. Тот, насмешливо постучав по носу, молча указал на Брюкнера, явно потешаясь над ним. Лихтель согласился, да, мол, на самом деле пахнет жратвой. Тут ветер изменил направление, подув в нашу сторону, и мы явственно ощутили запах чуть подгорелой каши. Все верно, до русских было рукой подать.

— Что-то костров не видать, — пробурчал Эрнст. Лёфлад с Крендлом со знанием дела утверждали, что русские, дескать, обычно разводят костры в ямах.

Мы улеглись в высокую степную траву; я, дождавшись, когда из-за облаков покажется луна, стал в бинокль всматриваться в темноту. Тем же самым занимался и Брюкнер. Впрочем, было не так уж и темно. Прохладный ночной ветер доносил откуда-то запах полевых цветов. Вдалеке мы различили силуэты русских солдат, их было человек 10—15. Рядом возвышалось темное пятно правильной формы — наверняка грузовик или тягач, чуть правее — направленные на наш берег стволы нескольких артиллерийских орудий. Я тут же доложил о них по рации Кюндеру, и тот стал наносить данные на карту.