Гюнтер Фляйшман - По колено в крови. Откровения эсэсовца

— Нет, — последовал тут же категорический ответ. — Все поле усеяно бетонными блоками и противотанковыми ежами. Кроме того, везде понатыканы мины. 4-й батальон уже потерял четверых убитыми — они наехали на них.

— 2-й взвод! Есть возможность подтянуть с запада наши танки и полугусеничные вездеходы?

Дитц, услышав вопрос, кивнул.

— Передайте в SSTB, что саперы засыплют рвы!

— А как же мины, оберштурмфюрер? — чуть ли не выкрикнул я.

— Оправданный риск, — отрезал Дитц. — Все равно нам здесь без танков не обойтись!

Я переключил рацию на передачу.

— Признаков наличия мин на полях с запада нет, — отчеканил я. — Там бетонные и стальные противотанковые заграждения. И противотанковые рвы. Саперам предстоит засыпать рвы.

Связались с саперами, потом SSTB приняло решение отправить их на засыпку траншей на южном и западном участках. Другие подразделения СС стали занимать позиции среди куч битых кирпичей и обломков стен зданий. Несколько минут спустя рация сигнализировала о поступлении очередного сообщения.

— Кто там у вас, черт побери, во главе колонны?

Я понятия не имел, от кого исходит это запрос, поэтому игнорировал его. Не прошло и минуты, как раздраженный голос зазвучал снова:

— Черт побери, кто все-таки находится во главе колонны рядом с заправочной станцией и стекольным заводом?

Я посмотрел вниз на дорогу, увидел бензоколонку и завод.

— Во главе колонны 2-й саперный взвод, — доложил я.

— Это гауптштурмфюрер Криммер. Черт возьми, в чем проблема? Почему не наступаете?

Дитц, уставившись на меня, попытался понять, о чем разговор. Жестом я показал оберштурмфюреру, что, дескать, общаюсь с офицером более высокого ранга, чем он. Потом, тоже прибегнув к общепринятой среди фронтовиков жестикуляции, объяснил Дитцу, что нас, дескать, заставляют идти в наступление. Кивнув, оберштурмфюрер махнул мне и Алуму — мол, давайте.

Алум плюнул себе под ноги.

— Только собрался написать домой, заштопать дыры на обмундировании, простирнуть носки, а заодно и поесть — я голоден как волк. Нет у меня сегодня времени помирать, нет, понимаете!

Все это было сказано без тени улыбки и без нотки сарказма. Он понимал, в какой ситуации мы оказались.

— Ты готов? — спросил у меня Алум.

Я кивнул, и мы, пробежав в спринтерском темпе метров 15 вдоль улицы, укрылись за грудой обломков. Алум махнул рукой остальным, несколько секунд спустя за нами бросились Дальке и Фляйшер. Со стороны стекольного завода застучал тяжелый пулемет, тут же Дальке с Флейшером, обойдя нас, устремились дальше. Внезапно пулемет замолк, и русские открыли огонь из винтовок, усилив его несколькими залпами из гранатометов.

— Ну, в точности все так, как тогда в Польше! — крикнул Алум. — Черт бы их взял!

На перекресток выехал русский танк «Т-34». Башня медленно повернулась к нам. Из «Петрикса» тут же заорал гауптштурмфюрер:

— Убирайтесь немедленно с этой чертовой улицы! В укрытие! В укрытие!

Впрочем, не было нужды приказывать нам. Пока он призывал нас исчезнуть, мы с Алумом уже успели нырнуть в близлежащее здание. Дальке, Фляйшер, Акерман и Шраубер встретились с нами в помещении бывшей обувной мастерской.

— Ну, и что теперь? — орал Шраубер. Этот боец терял голову при виде «Т-34».

— Занять позиции в домах, — распорядился по рации гауптштурмфюрер. — Мы подтягиваем к вам противотанковое орудие и расчет фаустников.

Вокруг загремели взрывы, причем стреляли явно не наши — ни противотанковые снаряды, ни фаустпатроны не рвались так громко.

— Это еще что такое? — взвизгнул Шраубер.

Здание на противоположной стороне улицы внезапно рухнуло, обдав все вокруг осколками стекла, обломками кирпича и кусками штукатурки.

— Проклятье! — пробормотал Алум. — Оказывается, они все тут кругом заминировали!

У меня упало сердце. Да, задуманный маневр Советам удался — танком и огнем тяжелого пулемета загнать нас в дома. О том, чтобы выйти, не могло быть и речи — это означало бы верную гибель

— Ищите выход во двор! Вперед! Не стойте!

Алум выкрикивал распоряжения, как заправский командир взвода.

Я последовал за ним и Акерманом в соседнее помещение, где увидели люк в полу.

— Наверное, он ведет в подвал, а из подвала должен быть выход, — тяжело дыша, сказал Акерман. Он как раз распахнул крышку люка, и тут рвануло у входа в обувную мастерскую. Нас обволокло пылью и едва не засыпало строительным мусором. Со стороны входа кто-то истошно вопил.

Акерман первым выглянул из-за крышки люка.

— Да... — протянул он, — дела! У нас раненые! Протиснувшись вместе с Алумом через узкую дверь, мы увидели Фляйшера. Острые куски дерева, пронзив тело как копьями, пригвоздили его к стене. Дико вопя, он бился в предсмертных судорогах.

Дальке как изваяние застыл в углу с пронзенной металлическим прутом шеей. Его обмякшее тело, подрагивая, повисло на железной пике. Погиб он мгновенно.

А от Шраубера остались лишь заброшенная на прилавок оторванная нога, рука, которую отшвырнуло к выбитому окну, да еще побрякивавшая, словно упавшая кастрюля, каска у ног Дальке.

Фляйшер скрючился отболи, нечеловечески вопя. Подбежав к нему, Алум попытался вытащить огромные щепки, засевшие в его теле. Раздался треск ломавшегося дерева. Фляйшер тут же взревел по-звериному. Алум от осознания бессилия снял каску и со всей силы метнул ее в стену. Ухватив себя за ляжки, он секунду или две застыл в неподвижности, уставившись в пол. Потом достал пистолет, взвел курок и выстрелом положил конец мукам своего товарища.

Мы с Акерманом переглянулись. Алум спрятал пистолет в кобуру и посмотрел на нас, словно ища поддержки. Я кивнул. Иного выхода не было, да и быть не могло. Разве можно допустить, чтобы обреченный на смерть еще и страдал? Тем более твой товарищ? И Алум поступил в высшей степени гуманно.

Тяжело забухали сапоги, в мастерскую кто-то вошел. Алум поднял свою К-98 и выстрелил. Но тут я сквозь не успевшее осесть облако пыли разглядел знакомый серо-зеленый цвет формы — оказывается, это был Дитц.

— Не стрелять! Свои! — крикнул я.

— Кто погиб? — спросил Акерман.

За спиной Дитца стояли Крендл и Губерт.

— О боже! — вырвалось у Акермана. — Он подстрелил обершарфюрера!

— Ерунда, он только задел меня, — ответил обершарфюрер. — Пустяковая царапина.

Тут обершарфюрера шатнуло, и Губерт поддержал его. Плечо, куда угодила пуля Алума, кровоточило. Обершарфюрер, покосившись на рану, добавил:

— Чуть в сторону, и я был бы без головы!

Никто и не подумал ударяться в извинения, когда раненый обершарфюрер стал стаскивать с себя мундир. Дитц, присыпав рану порошком серы, наложил на плечо тугую повязку.

— Ну как, обершарфюрер Годовик? Теперь можно и на передовую? Готовы?