Игорь Шелест - С крыла на крыло

Машина будто хлопает себя хвостом, отгоняя слепней. Я взглядываю украдкой по сторонам. Гудят двигатели: им хоть бы что!

- Командир!.. - рявкнул штурман. - Держите так, начинаю: пять, четыре, три, два, один... Сброс!

Машина подпрыгнула. Нам всем будто дали пинка.

- Пошла!

Парни в передней кабине орут, хлопают в ладоши, я их вижу.

- Командир, пошла, давай вперед!

- Разумеется, пошла - сам знаю, - ворчу. Но не могу сдержать улыбку.

Я успел последний раз взглянуть на скорость: 198! И левая рука двинула вперед четыре сектора газа. Стрелка - я долго ее гипнотизировал - сразу повалилась вправо: скорость стала нарастать.

Уже через пятнадцать секунд могу кренить в вираж. Правое крыло установилось в центр круга. Другое дело! Самолет блаженствует: что значит его нормальный режим - спокойно замер, режет наискось воздух - "сидит влитой".

Все мы смотрим вниз: вот он, парашют, белый гигант... Бог мой!..

Штурман, повернув ко мне голову, спрашивает:

- Сколько в нем?

- Две с лишним тысячи квадратных метров ткани.

Целехонек - это всего важнее. Под ним висит контейнер: простым бочонком. Огромный купол к нам пока ближе, чем к земле, и кажется чуть меньше просеки в лесу.

Как в одну секунду люди могут преобразиться! Просто чудо! Болтливые все стали, разгорячились. Мне тоже хорошо, хотя стараюсь казаться равнодушным.

Жму на кнопку передатчика, говорю на землю:

- Выполнил... Я - 5707-"СП" - сработал. Потом поворачиваюсь и уже к Жаркову: - Как будто все? - Он от меня справа, вижу его глаза. Доволен. Спрашиваю: - У тебя как?

- Порядок, командир, - щеки бортинженера вываливаются из шлемофона, затянутого ремешком. Женя хорош!

- Тогда пошли домой!

Через несколько дней после очередного полета захожу в диспетчерскую. Начлет меня увидел, подошел, тихонько говорит:

- Слушай, тебя спрашивал Сергей Павлович.

- Он был здесь? - удивился я.

- Да, приезжал в институт по делу и специально заходил сюда... Хотел поблагодарить тебя за тот полет... Вообще говорил о тебе. Но ждать не смог и просил передать вот эту бумагу от КБ.

Мне стало жарко, и я расстегнул ворот, потом сбросил куртку, обрадованно сказал:

- Ну и хорошо.

Начлет не сдержал любопытства:

- Откуда он тебя знает так близко?

- А... Старинная история... Мы знакомы еще по планеризму...

Мария Николаевна, мать Сергея Павловича, рассказывала, что в детстве он рано научился читать, любил рифмовать и сочинял стихи. С трехлетнего возраста она воспитывала в мальчике волю и смелость. Когда он забывал в саду игрушки, а уже спускалась темнота, мать посылала его за ними одного и говорила:

- Я побуду здесь, не бойся.

И он бежал.

Однажды утром она ужаснулась: деревянной саблей он порубил все георгины. Это, пробегая в темноте по саду, он защищался "от врагов" и рубил им головы.

Учился он хорошо. После школы поступил в Киевский политехнический институт; затем перевелся в Москву - в МВТУ.

Восемнадцатилетним студентом в Киеве Сергей Королев давал уроки по математике. Об этом вспоминает Владимир Константинович Грибовский, который был тогда военным летчиком-истребителем в киевской авиачасти и жил в общежитии военных летчиков. Там он и познакомился с юным Королевым, который готовил к поступлению в Академию воздушного флота летчика Павлова. Поступить в академию Павлову так и не удалось, хотя был он способным человеком, большой энергии. Переведенный вскоре в Оренбург, Павлов построил там небольшой одноместный самолет-моноплан с мотором "Люцифер" в 100 лошадиных сил, испытал его и прилетел на нем в Москву. Самолет привлек внимание специалистов, но при одном из демонстрационных полетов, выполняя пилотаж на небольшой высоте, Павлов разбился насмерть.

В Киеве Сергей Королев принял участие в постройке первого планера.

В 1928 году на планерных состязаниях в Коктебеле он познакомился со "старым планеристом" студентом МВТУ Сергеем Люшиным. С. Н. Люшин начинал еще с арцеуловского кружка "Парящий полет".

В учебной группе в Коктебеле до этого на планерах летали (дерзали летать) только летчики. И Общество друзей воздушного флота поставило первый опыт - научить летать на планерах обыкновенных энтузиастов-кружковцев из молодежи. Так появилось несколько "чистых" планеристов, никогда не летавших на самолетах. Обучением занимался Василий Андреевич Степанченок. В числе учеников его были два Сергея - Королев и Люшин. Они занимались на учебном планере КИК ("Клуб имени Кухмистерова", конструкции А. Сенькова). Это был очень посредственный планер, с плохими аэродинамическими качествами, и когда они взлетали, то удавалось пролететь очень немного: он садился почти там же, откуда взлетал, как вспоминал впоследствии Сергей Павлович, "прямо под собой".

Планеры помещались в огромной палатке на горе Узун-Сырт.

Как-то поднялся шторм, и все кинулись разбирать планеры и выносить в балку. Там крылья укрывали брезентом и закладывали камнями. От планеристов потребовалась самоотверженная работа по спасению планеров.

Для проведения спасательных работ был назначен руководитель, но в деле он оказался беспомощным. И здесь проявились исключительная воля и организаторские способности Сергея Королева. Он взял на себя все руководство этой операцией и справился с задачей. Не успели спасти лишь один планер - тот самый КИК... Может быть, не очень-то и хотели его спасать. Палатка рухнула, превратив КИК в мелкие щепки.

Буря ускорила решение руководства доверить ученикам более сложный - рекордно-тренировочный планер "Дракон".

"Дракон" имел оригинальные крылья, отброшенные параболой назад, но в отличие от других планеров Бориса Ивановича Черановского этот планер был "хвостатым". Раскрашен "Дракон" был под чудовище, но "чешуя" его скорее напоминала обыкновенную еловую шишку.

Когда я теперь попытался нарисовать этот планер, то обратил внимание на такое обстоятельство: он больше других, ему подобных, напоминал контурами современный реактивный самолет.

Именно на "Драконе" Королев и Люшин в тот же год научились парить над Узун-Сыртом.

На состязаниях двадцатых годов в Коктебеле многие планеристы жили в доме Волошина. Там собирались известные художники, поэты, артисты и ученые. На веранде устраивались чаепития.

Волошин любил планеристов, ходил на гору, очень интересовался их полетами. Денег с "постояльцев" за постой не брал, хотя "постояльцев" всегда было немало. Ему платили только за доставку воды. Остальное - как в коммуне. Готовил старый повар-татарин. Когда его нанимали на работу, спросили: "А вкусно ли вы готовите?" - "Не знаю, его императорское величество не обижались!" - ответил тот.

Оказывается, повар когда-то служил шеф-поваром на царской яхте "Штандарт".