Китя Карлсон - Поваренная книга Самурая или Черт Те Что, а не книга о Японии

И вот японцы испытали огромный шок в 1930 году, когда австрийский джентльмен по имени Ганс Шнайдер приехал в Японию со своими дровами, тьфу, то есть лыжами. Залез на гору, встал и поехал. Оказалось, в горах можно отдыхать! В честь Шнайдера сейчас в Японии названы отели и спуски, в музеях рассказывают про него как родоначальника японского лыжного отдыха, ему стоят памятники.

Сложно поверить, но в Нагано, где миллионы лет японцы жили у подножия гор — они даже не удосужились многие из этих гор как-то назвать. На эти горы не ступала нога человека. Им просто было не до этого — знаете, голод, болезни, попытки вырастить рис, тяжкий труд и войны друг с другом — в общем, все время находились какие-то другие дела. Ну, на Фудзи ходили, когда надо умереть, но только в 1828 году произошло первое зарегистрированное восхождение на красивейшую гору региона — Яри — монах Банрю Сёнин забрался на вершину в целях самомучительства, ну и достижения нирваны, заодно.

А через 50 лет в Японию прибыл британский шахтер Вильям Гоуленд, прибыл учить японцев шахтерскому делу. А после работы однажды взял палку и пошел в горы. Наш гайдзин совсем чокнулся, решили японцы, хочешь на другую сторону — умный гору обойдет. “Хайкингу” — сказал гайдзин незнакомое слово и японцы поняли — гайдзин идет в гору без цели, гайдзин ходит в гору отдыхать. Так обычный гайдзинский шахтер не только научил японцев, что в горах, оказывается, можно отдыхать, но и дал название всей горной цепи в Нагано — “северные японские Альпы”.

Что наш мир — хаос? Бесконечная каша элементарных частиц? Чем каша частиц, составляющая мою руку, отличается от каши стола под ней? Слова, слова, слова… Слова научили нас делить мир на части. Слова создали наш маленький и хрупкий космос из бесконечного хаоса.

А ведь у разных людей разные слова, разные языки. Рассказвают, что у чукчей более пятнадцати синонимов для определения снега. И столько же слов для различных оттенков белого. Да и у меня за соседним столом на работе сидят люди, которые вот прямо сейчас думают и видят этот мир по-иному. У них есть другие предметы и объекты, которых в моем языке вообще нет, и я их не способен понять и перевести никогда. Как же меня легко подловить! На работе сказали — документ должен лежать в голубой папке (по-японски — “аой”). А где она голубая папка? Нигде ее нет, не могу никак ее найти. Вот только зеленую папку вижу на столе…

Так вот же она у меня в руках. Зелёная папка. Которую японцы видят голубой. И не по тому, что они дальтоники, а потому что в их языке нет такого цвета как зеленый. То есть есть, но это оттенок голубого, как у нас алый — оттенок красного. Вот и получаются у них зеленые листья, но голубые огурцы, голубые папки и голубой цвет светофора. И как, простите, при такой жизни японцам отличать гомосексуалистов от сторонников Гринпис? Очень все непросто.

Вот может случиться так, что иностранец приехал на долгое время в Японию. И он или она, конечно, сразу обнаруживает, что по-английски тут никто не говорит и это рождает определенные проблемы, если дорогу на улице надо спросить, вещь в магазине купить или, хуже того, в банк записаться. Что делает хитрый гайдзин в таком случае? Правильно, записывается на одни из многочисленных курсов японского языка. Ух, думает он или она (замучался я уже писать он или она, буду лучше писать кратко — О), выучу-ка я немного слов и все стану понимать и говорить. И вот приходит О на курсы японского языка и быстро выучивает свои первые триста японских слов.

Что вы думаете видит О после этого? О видит страшный заговор. Его или ее (я буду писать Е) учили не тому японскому языку. Видимо, какому-то специальному, для гайдзинов. Потому что японцы сами между собой говорят на совершенно ином языке, в котором бедный гайдзин не может услышать ни одного из трехсот знакомых ему слов. Даже основные глаголы как-то не особо четко выделяются из речи.

Вот японцы, с другой стороны, понимают что говорит гайдзин. Они отвечают гайдзину на том же самом языке, так что и Е хоть и приблизительно, но понятно. Но как только японцы повернулись друг к другу, — сразу пошло секретное наречие. И на ТВ, кстати, тоже самое — ничего не понятно. Вы будете смеяться, скажу я вам, но это правда. Гайдзина на курсах японцы действительно учат не тому языку, на котором японцы говорят сами. Точнее всего лишь одному из многих типов речи, которые сами японцы используют в зависимости от ситуации.

Например, в японском языке есть уровни вежливости. Конечно, во всех языках тоже часто бывает так, что разные слова для одного и того же понятия несут разные оттенки вежливости. Ну, скажем, “привет” можно сказать приятелю, а начальнику лучше сказать “здравствуйте”. Разница в том, что в русском языке не будет ничего страшного, если ты приятелю скажешь “здравствуй”, а для японца подобное изменение тональности речи означает, что друг на него сильно обижен, дружить с ним больше не хочет, — вот и перешел на формальный язык.

При этом в японском языке вся система уровней вежливости не ограничивается приветствием. Под нее подстроен весь язык, есть разные слова для “я”, “ты”, всех основных глаголов и даже многих существительных. Есть речь мужская, женская и нейтральная. Есть речь грубая (например, грубый, принижающий, глагол типа “жри” может использоваться очень древним старичком по отношению к кому-то очень молодому, — и это будет как положено, а не невежливо), есть речь приятельская, на которой друзья говорят между собой, есть речь вежливая нейтральная, на которой говорят с незнакомыми людьми, есть речь сверхвежливая, на которой говорят с высоким начальством, сенсеем, или которую используют сотрудники банков в разговоре с клиентами. Все это совершенно разные языки, которые следует учить отдельно.

При этом система вежливости в японском языке относительная. То есть это вам не цветовая дифференциация штанов, при которой в любой ситуации одним и тем же людям надо делать одинаковое число “ку”, а все зависит от конкретной ситуации, в которой человек находится. Для того чтобы понять как японцы узнают в какой ситуации какую речь использовать, нужно вникнуть в японскую групповую систему мышления. В любом диалоге каждый японец ассоциирует себя с какой-то группой, которую он представляет. Если сотрудник подходит к начальнику на работе, то он думает не только за себя лично, но и считает себя представителем группы всех сотрудников компании. В его лице группа сотрудников пришла говорить с группой начальства. В другое время тот же самый сотрудник поехал вести переговоры на другую фирму, тогда в этих переговорах его группа — это вся его компания и начальство тоже, а чужая группа — посторонняя компания. Разговаривает он же в выходные с соседом и вот уже его группа это его семья, а чужая — семья соседа. Таким образом, при разговоре с гайдзином каждый японец видит себя представителем группы “японцы”, говорящим с чужой группой “иностранцы”.