Владимир Гуляев - В воздухе илы

Ведь если бы Анатолию удалось перетянуть на свою территорию, то они давно были бы "дома".

А может быть, Полякову все же удалось притереть свой раненый "ил" на "живот" за линией фронта? И если экипаж не был ранен, то сейчас они где-то скитаются по вражеской территории? А возможно, фашисты схватили их в плен? А может, просто-напросто разбились на подбитом самолете....

Шли дни, а о судьбе экипажа и самолета никаких сведений в полк не поступало. Надежда на то, что летчик и стрелок живы, с каждым днем таяла, все более уступая место жестокой военной реальности...

Закончился еще один день напряженной боевой страды. Исправные "илы" остались ночевать на стоянках. Над ранеными самолетами трудились пармовцы и механики. А мы поехали отдыхать в Лабиау, в "свой" дом, в котором жили летчики нашей эскадрильи.

Личный состав готовился к ужину. Ребята, сняв комбинезоны, умывались, подшивали чистые подворотнички (завтра будет некогда - опять подъем в четыре утра). Все шло, как обычно.

Вдруг дверь в нашу комнату с шумом распахнулась и раздался радостный, идущий из глубины сердца, торжествующий крик:

- Здорово, братцы!

На пороге стоял сияющий Толя Поляков, за ним - его стрелок Саша.

Трудно передать, что тут началось! Все кинулись к вдруг воскресшим боевым друзьям. Каждому искренне хотелось обнять своих товарищей, пожать им руки, поздравить с возвращением. Конечно, больше всех обрадовались Федя Садчиков и Володя Сухачев - они воевали с Толей со дня формирования полка.

Ребята тискали Полякова. Он стоял, опираясь на костыль, улыбался, а по его лицу в свежих шрамах текли слезы...

Радостная весть быстро разнеслась "по беспроволочному телеграфу". Через несколько минут в домике нашей эскадрильи началось столпотворение. В небольшую комнату втиснулся чуть ли не весь полк.

Пора было идти ужинать, и мы веселой ватагой направились в летную столовую. Ребята обступили Анатолия со всех сторон. Он шел медленно, сильно прихрамывая, тяжело опираясь па костыль, к которому еще, видать, не привык. Каждый старался не упустить ни слова из его рассказа. Сейчас, когда все страшное осталось позади, Толин рассказ звучал довольно весело:

- Только я отпустил гашетки пушек, тут будто кто крапивой по лицу стеганул,- с улыбкой, будто не про себя, рассказывал Толя.- На мгновение зажмурился. Потом открыл глаза, а передо мной сплошной туман, ничего не вижу. Провел по лицу рукой, смотрю: вся рука в крови. Ну, думаю, глаза вышибло! А потом соображаю, раз я вижу, что рука в крови, значит, глаза видят. Глянул на приборную доску - все приборы на месте. Высоты всего около трехсот метров. Так и землю поцеловать можно. Посмотрел на бронестекло: опять туман - ничего не видно! И понял - в лобовое стекло попал снаряд и от этого все бронестекло пошло мелкой крошкой и побелело, словно его в ступке растолкли.

Анатолий перевел дыхание.

- Во, видите шрамы,- показал он на свое лицо,- это от осколков бронестекла. Хорошо, не в глаза. Тогда-то об этом некогда было думать. Самолет на месте не стоит. Открыл я фонарь, напялил очки, смотрю в бок, мимо козырька. Выровнял самолет и потянул на свою территорию. Чувствую, машина плохо рулей слушается. Посмотрел на правую плоскость, а в ней две дыры от эрликоновских снарядов и пол-элерона нет. А тут еще мотор начал перебои давать. Ну, думаю, пока не поздно, надо приглядывать, куда приткнуться, если совсем мотор заглохнет. Высоты-то чуть больше двухсот метров. Над чьей территорией нахожусь - не знаю. Буду, думаю, тянуть, пока мотор работает. Не охота же у немцев в гостях оказаться...

В столовой мы сдвинули столы и расселись всей эскадрильей. Толя продолжал:

- Мотор все чаще давал перебои. Самолет пошел со снижением. И тут несколько трасс промелькнуло под крылом. Значит, мы еще над вражеской территорией! Дал я форсаж - все равно, думаю, если сядем у оккупантов, самолет не спасти, а тут, может, еще на форсаже немного протянем. А лицо все горит, словно кипятком плеснули. Тут мотор последний раз стрельнул и заглох. Повел я самолет на посадку, а куда сажусь - не знаю, впереди ничего не видать. Высунулся я из кабины, смотрю - слева у дороги что-то вроде полянки. Довернул я чуть-чуть и стал на "брюхо" сажать. Только мы, с грехом пополам, приземлились, как фашисты начали обстреливать нас из миномета. Едва успел выскочить из кабины, как осколком по ноге шарахнуло. Хорошо вот Санька подхватил меня и мы до лесу доползли. А там наши, оказывается,- сели-то мы на нейтралку! Ну, нас сразу в медсанбат. Сашке-то тоже, когда он тащил меня, осколок в плечо попал...

Поляков достал пачку папирос и закурил.

- Пролежали мы с Сашкой две недели в медсанбате, да и решили бежать, а то больно о вас, чертях, соскучились!

Толя сидел, окруженный своими боевыми друзьями, и блаженно улыбался. Летчики оживленно шумели, переживая только что слышанное...

За напряженной боевой работой незаметно подкрался майский праздник. После напряженного боевого дня наступил ласковый, теплый вечер.

Ароматные сумерки мягко опустились на затемненный город. На открытой площадке, окруженной деревьями, вкопаны двадцать рядов длинных скамеек. Перед ними белое полотно. Люди смотрят кино. На экране - волнующий рассказ о великом русском полководце Александре Суворове. Русские войска штурмуют крепость Измаил. В дыму и грохоте сражения появляется фигура Александра Васильевича... И вдруг, перекрывая грохот на экране, воздух сотрясают мощные разрывы. Что такое? Налет вражеской авиации? Скрещиваясь и пересекая друг друга, в черное небо летят трассы МЗА малокалиберных зенитных пушек и красные клубки крупных калибров. Артиллерия ПВО работает на полную мощность. С дороги, из поселка БАО слышны стрекотание пулеметов и автоматов. Все повскакивали с мест. Что происходит? Фашистский десант? Вдруг перед экраном появляется человек. Размахивая автоматом, перекрывая грохот канонады, он кричит:

- Братцы! Наши войска взяли Берлин! - и тут же нажимает на спусковой крючок своего автомата.

Не ожидая ничьей команды, каждый выхватил из своей кобуры пистолет и присоединил свой восторг ко всеобщему ликованию. Стреляли все из чего только можно. Ликованию нашему не было предела.

Войска наших фронтов тоже успешно завершили ликвидацию гитлеровских войск на Земландском полуострове.

Остатки разгромленного противника бежали на судах и баржах, старались уйти по косе Фриш - Нерут. Но наша авиация громила их на косе и на море.

6 мая дивизия получила приказ перебазироваться в Латвию и действовать против отрезанной Курляндской группировки.

Мы перегнали свои самолеты из Лабиау в Ауце и восьмого, с самого утра, начали боевую работу.

Едва занимался бледно-сиреневый рассвет, а техники, механики, оружейники уже готовили машины к боевым вылетам. Короткие очереди пушек и пулеметов рвали предутреннюю тишину. Зеленые и красные строчки трасс короткими змейками чертили предрассветное небо, тая в бескрайней дали. То там, то здесь рокотали моторы, выбрасывая из патрубков в темноту синеватое пламя.