Эрих Керн - Пляска смерти.

Множество ошибок совершили немцы на оккупированных восточных землях, они больно отзываются в наших сердцах и навечно запечатлены в анналах истории. Но за эти ошибки мы давно расплатились, и их перекрывает смерть миллионов беззащитных немецких мужчин, женщин и детей на территории, оказавшейся под управлением красных. (Здесь виноваты не столько советские войска

(русский человек отходчив), организовавшие продовольственное снабжение населения в зоне советской оккупации, сколько политика польских, чешских, румынских и других властей — потери среди немецкого гражданского населения, изгоняемого из восточных провинций Германии, Польши, Чехословакии, Румынии, Венгрии и Югославии, составили, по данным немецких исследователей (Арнтц Г. // Итоги Второй мировой войны: Сборник. Гамбург, 1953; М., 1987. С. 598), более 2,5 млн человек погибшими и пропавшими без вести. — Ред.)

Однако все остальные сообщения затмевает история, рассказанная одним майором, который с риском для жизни проделал долгий путь по России и Венгрии, чтобы в порядке «автоматического задержания» вновь оказаться за колючей проволокой уже на западе. Он прошел через сталинградский ад в качестве командира истребительного батальона и попал в плен одновременно с Паулюсом. Ему выпало пережить все фазы трагедии, и его рассказ, исключительно деловитый и основанный только на фактах, был лишен ложного пафоса и какой-либо героики. Майор назвал случившееся «сталинградским счетом», и этот счет оказался чрезвычайно высоким.

Всего в обороне Сталинграда участвовали 235 тысяч немецких солдат и офицеров (в окружение попало более 300 тысяч человек — об этом сообщает и Паулюс), 40 тысяч раненых вывезли воздушным транспортом (с 25 ноября 1942 по 24 января 1943 г. было вывезено, по германским данным, 29 тыс. раненых (Шретер. Сталинград). — Ред.), 90 тысяч попали в плен, следовательно, среди руин Сталинграда остались лежать 105 тысяч наших соотечественников. (Автор или не владеет достаточной информацией, или лукавит. Только с июля по ноябрь немцы потеряли в Сталинградской битве 700 тыс. человек убитыми и ранеными (обычное соотношение — 1:3), большая их часть полегла в уличных боях в Сталинграде (наши войска за этот период потеряли 644 тыс. человек убитыми и ранеными). После окружения немецкой группировки только с 10 января по 2 февраля 1943 г. погибло более 140 тыс. немецких солдат, в том числе только за период с 24 января по 2 февраля более 100 тыс. (Дёрр Г. Поход на Сталинград. Дармштадт, 1955; М., 1957. С. 121). А всего в Сталинградской битве (с 17 июля 1942 по 2 февраля 1943 г.) немцы и их союзники потеряли 1,5 млн человек убитыми, ранеными и пленными, Красная армия — 1,03 млн. — Ред.) 3 февраля 1943 г. русские взорвали вход в огромный командный бункер Тимошенко, хотя внутри еще находилось множество раненых немецких солдат.

Из 90 тысяч военнопленных от 40 до 50 тысяч умерли от голода в первые шесть недель в лагере Бекетовка на Волге, немного южнее от Сталинграда. Рацион питания состоял из жидкого рыбного бульона и крошечного кусочка хлеба дважды в неделю (видимо, все же в день, что тоже мало. Большинство пленных погибали от последствий обморожений. — Ред.).

Две тысячи офицеров и служащих вермахта вскоре перевели в офицерский лагерь, расположенный в волжском городе Красноармейске (к югу от Бекетовки). Ограбленные до нитки, многие должны были маршировать по заснеженным дорогам в одних носках. Отказывавшихся расстаться с личными вещами расстреливали на месте. Неудивительно, что в подобных условиях среди военнопленных начались эпидемии, главным образом дизентерии, сыпного и брюшного тифа. Никакой врачебной помощи практически не оказывалось. Медицинские работники из числа военнопленных также были бессильны помочь: у них не было ни медикаментов, ни подходящего медицинского инструмента.

Через месяц с небольшим 1300 офицеров доставили в Елабугу на Каме, между Казанью и Уфой (к тому времени 700 человек уже умерли). Перевозили в полуразбитых товарных вагонах, предназначенных для транспортировки скота и рассчитанных каждый на 8 лошадей и 40 человек личного состава. Между тем в каждый вагон погрузили по 70 пленных.

Путешествие длилось две недели. Ежедневный рацион включал: ведро водянистого супа на весь вагон, 100 граммов хлеба на каждого и одну селедку на 16 человек. Естественную нужду справляли через щели в стенках вагонов.

А там, где ехали больные дизентерией, обстановка была просто ужасной.

Тела умерших по дороге — от 15 до 20 процентов — не выкидывали. Очевидно, начальнику поезда нужно было отчитаться, исходя из количества голов, живых и мертвых. А потому и приходилось живым пленным спать вповалку со своими мертвыми товарищами. Транспорт разгрузили в Кизнере, и отсюда начался четырехдневный марш. Многие умерли по дороге от истощения. Местные жители отбирали у пленных последнее, а сопротивлявшихся избивали палками при полном попустительстве конвойных (русская пословица гласит: «Как аукнется, так и откликнется!» — Ред.).

В новом лагере близ Елабуги, устроенном большевиками в бывшем православном монастыре, также не было ни мало-мальски сносной одежды, ни одеял, ни медицинского обслуживания. Вскоре лагерь превратился в одну огромную инфекционную больницу, но только без лекарств и без врачей. В течение нескольких недель умерло 600 человек. Однако общая численность лагерных заключенных постоянно колебалась вокруг отметки в тысячу человек: с различных фронтов непрерывно прибывало «пополнение». Всех отличала исключительная худоба; даже самые крепкие и рослые не весили более 40–45 килограммов.

Летом 1943 г. положение заметно улучшилось, по слухам благодаря вмешательству американской военной миссии. Питание стало регулярным и достигло 1700 калорий ежедневно. Но в то же самое время военнопленных стали использовать на тяжелых работах связанных с лесоповалом. Приходилось каждый день возить сани или тележки, груженные бревнами, преодолевая расстояние в 35 километров. Местные жители прозвали лагерных заключенных «сталинскими лошадками».

Обессилевшим разрешалось отлежаться несколько дней на деревянных нарах, дополнительного питания им не полагалось. Но уже и это воспринималось как большое облегчение.

Много раз мы, солдаты Восточного фронта, в суровых условиях ожесточенных сражений обсуждали ужасы немецких концентрационных лагерей и, за редким исключением, горячо осуждали эти бесчеловечные учреждения. Не менее горячо мы осуждали и те позорные дела и поступки, о которых приходилось слышать позднее, и, хотя нашей вины при этом не было, нам все равно было стыдно за Германию.

Но когда я выслушал истории людей, вернувшихся из советского ада, то это чувство стыда за немецкие концентрационные лагеря несколько притупилось. Многие бывшие охранники этих лагерей, которых мы впервые встретили в лагере для интернированных, клялись и божились, утверждая, что у нас не было ничего, даже отдаленно похожего на ситуацию в русских лагерях военнопленных. (Зря божились. Из 4 млн 559 тыс. советских пленных в немецком плену погибло 1 млн 783 тыс. Из 3 млн 200 тыс. немецких пленных в советском плену погибло 356,7 тыс. (Гриф секретности снят; Россия и СССР в войнах XX века / Под ред. Г.Ф. Кривошеева и др.). — Ред.)