Бруно Нардини - Жизнь Леонардо. Часть вторая.

«Говорят, настоятель монастыря назойливо приставал к Леонардо, чтобы тот поскорее закончил роспись, ибо ему казалось странным, что тот порой целых полдня проводил в раздумьях, без дела. А настоятелю хотелось, чтобы художник не выпускал кисти из рук и трудился бы столь же неустанно, как те, кто возделывал монастырский сад»,— рассказывал Вазари в своих «Жизнеописаниях».

«Более того — настоятель пожаловался герцогу и так его настроил, что тот приказал послать за Леонардо. Он, правда, торопил Леонардо в самых вежливых выражениях, но дал ему ясно понять, что поступает так из-за докучливых просьб настоятеля. Леонардо, зная герцога как человека проницательного и сдержанного, решил с ним обо всем обстоятельно поговорить (чего он с настоятелем не делал). Он объяснил герцогу, что люди высокого таланта порой хотя и работают меньше других, но достигают большего. Ведь они сначала обдумывают свой замысел и совершенные идеи и лишь потом руками воплощают их в реальность. Он добавил, что ему осталось написать голову Христа, прообраз которой он и не собирается искать на земле, ибо воображение его не столь всемогуще, чтобы он мог... постигнуть и воссоздать красоту и небесную благодать, присущие... воплотившемуся божеству. И еще он не написал головы Иуды, и тут он снова испытывает сомнение, ибо не уверен, что сумеет передать в нужной форме лицо того, кто после всех благодеяний оказался в душе своей столь горделиво-жестоким, что отважился предать господина своего. Все-таки для головы Иуды он образец поищет и, в конце концов, за неимением лучшего, всегда сможет воспользоваться головой настоятеля, столь назойливого и нескромного.

Слова Леонардо очень рассмешили герцога, и он сказал, что Леонардо тысячу раз прав. Пришлось бедному, посрамленному настоятелю поторопить работавших в монастырском саду и оставить в покое Леонардо, который блистательно закончил голову Иуды, кажущуюся живым воплощением предательства и жестокости».

Этот длинный отрывок из «Жизнеописаний» подтверждает, насколько дружескими стали отношения между герцогом и Леонардо. В тот же самый период Леонардо расписал покои для герцога в солетта Негра о чем свидетельствует письмо Бескапе к Моро: «...в солетта Негра не теряют времени даром — к понедельнику будет освобождена от мебели зала делле Ассе, то есть башня». Одновременно, видимо, по возвращении из Генуи, где он вместе с Леонардо проверял укрепления, Моро удовлетворил давнюю просьбу художника, подарив ему виноградник возле города за Порта Верчеллина. Дар был не таким уж щедрым — меньше гектара. Все же Леонардо доволен: теперь у него есть свой кусок земли и он может написать об этом отцу, составить проекты, как лучше возделывать виноград (ими так никто и не воспользовался), найти, кому бы сдать в аренду виноградник, чтобы тот его обрабатывал. Арендатор нашелся, им стал Джованни Капротти, отец Салаи.

Вскоре он стал искать в городе модели для своей фрески. Он останавливал людей на улице, входил в незнакомые дома, зарисовывал лица мужчин, юношей и молодых девушек. Работа над «Тайной вечерей» подвигалась вперед.

Настоятель монастыря жаловался герцогу Моро на медлительность Леонардо, который все еще не написал на фреске лиц Иуды и Христа.

Одновременно Леонардо расписал в замке свод зала делле Ассе.

Итак, Леонардо всюду стал искать лица святого и убийцы.

«Джованнина, лицо просто фантастическое,— в больнице Санта Катарина», «Кристофано из Кастильоне — в Пьета, у него красивая голова», «Христос — Джован Конте, живет у кардинала дель Мортаро».

После множества радостных находок и последующих разочарований, мгновений радости и уныния, Христос и его ученик-предатель наконец обрели душу и лицо. Гигантское творение почти закончено. Ему нет равных. Эта фреска—подлинный учебник живописи и перспективы, сверкающее и грандиозное воплощение божественной пропорции. Она вобрала в себя все лучшее в мире. Леонардо сознает это, он знает, что только время способно разрушить эту фреску на стене, обращенную лицом к северу.

Сейчас, когда он делает последние исправления, участились визиты. После Моро и придворных пришли и недоверчивые прелаты.

Однажды, повествует все тот же Банделло, старый кардинал Гюргенса — Пеймонд Теро, епископ Гурка, остановился проездом в Милане и «пожелал побывать в трапезной монастыря, чтобы посмотреть столь восхваляемое всеми творение».

Леонардо встретил кардинала почтительно, показал ему и его свите «все, что успел написать в своей фреске «Тайная вечеря». Посетитель, глядя на эту «современную живопись», по аналогии вспомнил о живописи древних. Обратясь к свите, кардинал посетовал, что время и события уничтожили многие шедевры древней живописи, и потому невозможно нынешнее искусство сравнивать с искусством прошлых веков. Затем кардинал спросил у Леонардо, сколько он получает от герцога Миланского за свои труды. «Винчи ответил, что обычно герцог платит ему пятьсот дукатов в год, не считая одноразовых вознаграждений и подарков, каковые герцог делает в своей неизбывной щедрости». Кардинал был неприятно поражен расточительностью герцога, поднялся и, не оборачиваясь, пошел к дверям трапезной.

— Видите? — сказал Леонардо своим ученикам.— Вот они, плоды невежества. Я говорю о том, что кардинал в своем невежестве не читал произведений классиков. Иначе он знал бы, что во времена Геронта Сиракузского живописцы были в большом почете. «И тут же,— добавляет Банделло,— рассказал историю об Апеллесе и Липпо Липпи, попавшем к туркам, каковая показывала, как глубоко заблуждался невежественный кардинал».