Вадим Медведев - В команде Горбачева: взгляд изнутри

Вечером в прямом эфире состоялась пресс-конференция Президента. Провел он ее в своем стиле — максимальной открытости и эмоциональности. Но и здесь, особенно в ответах на вопросы, проскальзывала неадекватность восприятия последних событий, необратимых перемен в стране, как будто после разгрома путча мы просто вернулись к до-августовскому положению.

Считаю, что этот решающий день был по существу потерян с точки зрения реалистических и эффективных мер по приостановке деструктивных процессов начавшегося контрпереворота и разрушения союзных структур. Было бы несправедливо взваливать все это на Президента, упрекать его одного. Не в меньшей, а в большей степени ответственны за это те, кто окружал его в этот момент. К ним я отношу и себя.

23 августа Горбачев собрал совещание руководителей девяти республик, на котором обсуждены первоочередные шаги, согласованы и приняты кадровые назначения: Шапошникова — министром обороны, Бакатина — председателем КГБ, Баранникова — министром внутренних дел СССР. Предрешен был вопрос и о роспуске Кабинета Министров СССР, отстранен от своих обязанностей в МИД СССР Бессмертных, как он сам выразился в разговоре с Бейкером, — «за пассивность во время путча». Участники совещания единодушно признали необходимость скорейшего подписания Союзного договора, как важного фактора нормализации обстановки, экономического положения в стране, достижения межнационального согласия.

Накануне Президент не нашел возможности поехать на заседание Верховного Совета Российской Федерации для того, чтобы высказать ему и Президенту России свою признательность за твердую позицию во время путча. Теперь же это была встреча не с Верховным Советом, работа которого закончилась, а с группой депутатов, журналистов, и она приобрела совсем другой характер. Президент оказался в унизительной роли. Он вынужден был отвечать на многочисленные, порой дерзкие вопросы и реплики в свой адрес, в митинговой, крайне неблагоприятной для него обстановке.

Во время этой злополучной встречи была разыграна еще одна драматическая страница августовской эпопеи: работникам ЦК КПСС под угрозой задержания предписано немедленно покинуть служебное здание. По-видимому, не случайно, что именно тогда Ельцин на встрече Горбачева с депутатами демонстративно подписал Указ о приостановлении деятельности Компартии РСФСР и организаций КПСС на территории Российской Федерации.

В первой половине дня 24 августа похороны Дмитрия Комаря, Ильи Кричевского, Владимира Усова, погибших во время путча. Море людей. В разговоре с Примаковым родилась идея о присвоении им звания Героев Советского Союза посмертно, об этом объявил Горбачев на Манежной площади. Впервые на траурной церемонии я оказался в непривычном для себя окружении руководителей России и Москвы, хотя с каждым из них в отдельности мы были хорошо знакомы.

В тот же день сформирован Комитет по оперативному управлению народным хозяйством. В кабинете Президента были Яковлев, Примаков, Бакатин, Ревенко, Черняев, Шахназаров, потом присоединились Силаев и Вольский, Попов и Лужков. Был и я. Силаев, после того как они с Президентом удалились на пять минут для конфиденциального разговора, согласился быть председателем Комитета, оставаясь главой российского правительства. Дали согласие быть заместителями председателя Вольский и Лужков, а немного позднее — и Явлинский.

Следующий трудный шаг — заседание Верховного Совета СССР, созванное 26 августа. Зал заседаний палат Верховного Совета был переполнен — негде яблоку упасть. Сразу же после лаконичного и самокритичного выступления Президента приняли решение о срочном созыве внеочередного Съезда народных депутатов.

Обсуждение ситуации в стране, как и ожидалось, было тяжелым и острым. Пожалуй, наибольшим накалом отличались выступления из республик. Они проходили под доминантой независимости, критики центра, ликвидации союзных структур и т. д. Даже такие разумные люди, как Акаев, поддались общему настроению.

Со стороны республик поднимается волна недовольства действиями российского руководства, критикуют и Президента СССР, что он действует, якобы, под диктовку россиян. 28 августа, например, стало известно об установлении российского контроля над Госбанком и Вшенэкономбанком, отстранении их руководителей — Геращенко и Московского. В эти банки направлены уполномоченные с целью контроля. Но ведь это банкиры, а не члены правительства, уходящие в отставку. Любое изменение статуса банков вызывает немедленную неблагоприятную реакцию в финансовом мире. А в какое положение ставятся республики Союза? Переговорил по этому вопросу с Силаевым и Вольским, потом доложил Президенту. Все они знали об этой ситуации и были крайне озабочены ею. В тот же день статус-кво в банках было восстановлено.

Одним из центральных на сессии оказался вопрос о Лукьянове. Вначале приняли решение об отстранении его от ведения сессии и руководства аппаратом, а затем в конце сессии он был лишен депутатской неприкосновенности.

Заседание Верховного Совета, продолжавшееся несколько дней, в какой-то мере «выпустило пар», позволило решить некоторые наиболее неотложные вопросы, но главные решения должен был принять предстоящий Съезд народных депутатов.

В эти дни Горбачев предпринимал немалые усилия для того, чтобы возобновить работу Совета Безопасности. Из старого состава, кроме самого Горбачева, в нем оставались только Примаков и Бакатин. Однако восстановить Совет Безопасности в прежнем виде — в составе руководителей основных политических ведомств и авторитетных общественных деятелей — оказалось делом невозможным. Не дали своего согласия стать членами Совета Шеварднадзе, Попов и Собчак. Но главное, без вхождения в него руководителей республик он оказался бы сейчас неэффективным. При создании же Совета из руководителей республик «зависли» бы Бакатин и Примаков.

Непростая ситуация сложилась вокруг МИДа. Я лично считал, что если не получится с Шеварднадзе, то наилучшей кандидатурой является Примаков. Он, думается, и сам был не против сосредоточиться на дипломатическом поприще. Но тут, по-видимому, возникли немалые сложности. Откуда они исходили? То ли от недостаточной поддержки и доверия со стороны российского руководства. То ли от преимущественно восточной, а не американской направленности профессиональных интересов Примакова. То ли от характера его отношений с бывшим мидовским руководством.

28 августа, вечером, в приемной Президента я встретил Панкина, которого хорошо знал еще со времени его работы в «Комсомольской правде», и приветствовал его, как будущего руководителя внешнеполитического ведомства. Такое решение было оправданным с точки зрения позиции Панкина во время путча, да и его интеллектуальных, человеческих качеств. Но Панкин с самого начала попал в трудную ситуацию во взаимоотношениях с российским руководством, будучи вынужденным отстаивать само существование союзного МИДа. Для такой роли его «весовая категория» оказалась явно недостаточной. Когда же через некоторое время было создано единое Министерство внешних сношений, его вновь возглавил Шеварднадзе. Правда, и это не предотвратило ликвидацию союзного ведомства, а Шеварднадзе остался «за бортом».