Иван Гобри - Лютер

Обращение «К немецкой нации» отличалось такой широтой тематики, такой ловкостью построения, таким знанием человеческой психологии, что эффект, произведенный им в Германии, оказался подобен зову военной трубы. Позже автора осыпали множеством упреков: дескать, и композиция неудачная, и стиль не отработан, и текст изобилует неуклюжими оборотами. Но разве все это имело значение? Более того, будь обращение написано на высшем литературном и научном уровне, разве достигло бы оно своей цели? В лучшем случае им бы восхитилась пара-тройка гуманистов, оно согрело бы сердце кое-кому из склонных к инакомыслию философов, но уж никак не стало бы исполненным беспощадной ярости призывом ко всем и каждому.

Книга увидела свет в середине августа. Мильтиц успел заранее сообщить в Рим о готовящейся акции, и оттуда курфюрсту пришло строгое предупреждение. Штаупиц и Ланг хором умоляли Лютера подождать печатать рукопись. «Слишком поздно! — торжествовал тот. — Из-под прессов уже вышло четыре тысячи экземпляров!» И с невинной кротостью добавлял: «Если я в чем и согрешил, теперь остается только молиться». О чем молился Лютер, мы не знаем, зато знаем, что он немедленно направил императору письмо, в котором уверял, что книгу отдали в печатню без его ведома. Карл V, гораздо более осведомленный, чем это мог предположить Лютер, разорвал его письмо на мелкие клочки. Сам курфюрст забеспокоился и заставил своего протеже сыграть очередной тур двойной игры, в результате чего на свет явилось небольшое по объему сочинение «Причащение», в котором Лютер клятвенно заверял католическую Церковь в своей нижайшей ей преданности.

Одновременно вместе с печатником Мельхиором Лоте-ром, переехавшим в Виттенберг из Лейпцига, он готовил к публикации второе издание своей книги, существенно переработанное, но отнюдь не в духе «Причащения», а именно в том духе, какого ожидали от него князья и который отвечал его собственным устремлениям. Всего несколько дней спустя (об авторском и издательском праве в эту пору еще и не слыхивали) взрывоопасная книга уже вовсю печаталась в Лейпциге, Эрфурте, Нюрнберге, Франкфурте, Аугсбурге, Базеле, Хагене. За считанные недели она разошлась по всей Германии. Дворяне находили в ней отклик своим мечтам о независимости от римской гегемонии, в сердцах бюргеров она оживила надежду самостоятельно распоряжаться своими деньгами, недостойные своего звания монахи предвкушали возможность безнаказанно покинуть монастыри. Нужда в широкомасштабной проповеди отпала сама собой: Германия и так уже стала лютеранской.

Разумеется, оставались и приверженцы католического учения, бесстрашной плотиной вставшие на пути вздымавшейся волны. Экк выпустил книгу, написанную по-немецки, рассчитывая перенести место схватки на территорию противника, однако его рассуждения слишком отдавали высокоумным богословием. Эмзер буквально по косточкам разобрал учение Лютера, доказывая, что каждое из его утверждений является ересью, он же обратил внимание на принципиальную разницу между законностью учреждения и практическими злоупотреблениями как делом рук человеческих. Все это немецкие дворяне знали и без него, но в том-то и дело, что их в первую очередь волновал вопрос свержения учреждений. К счастью для католичества, на арену борьбы вступил новый ее участник — народный проповедник и монах-францисканец Томас Мюрнер. Он ринулся в бой, вооружившись всем арсеналом противника: иронией, обращением к слушателю, смешными сравнениями, пренебрежением к аргументам оппонента. Он предостерегал дворян против союза с человеком, покусившимся на высшую власть. Сегодня вы все хотите стать священниками, говорил он, а что, если завтра каждый захочет стать князем? Книга Мюрнера вышла в Страсбурге в декабре, но первое издание стало и последним. Немцы не желали больше никого слушать. Они жаждали лютеранства.

После опубликования своего манифеста Лютер почувствовал, что ветер наконец-то задул в его сторону. Все внимали ему, все восторгались им. Как раз в это время в Саксонию прибыл Экк, который привез с собой папскую буллу. Нечего и говорить, что никакой пользы она уже принести не могла. Тем не менее Лютер, томимый жаждой деятельности, разразился целым потоком писем к друзьям, в которых спешил изложить им свою точку зрения на последние события. В этих письмах он смело называл папскую буллу «мыльным пузырем» [18] Слово «булла» происходит от латинского «bulla», что означает «шарик». Первоначально буллой называли печать или любой документ с печатью. (Прим. перев.) , а Экка именовал жалким орудием в руках сатаны. В еще одном письме он заявлял, что «папа — антихрист, а Рим — престол сатаны». Из этих же посланий мы узнаем, что архиепископ Майндский наконец-то вышел из привычного ему состояния апатии и приказал предать огню сочинения Гуттена; что преподаватель древнееврейского языка Виттенбергского университета Адриен решительно выступил против лютеранского учения. (Какое жестокое разочарование! Лютер не сомневался, что уж в «своем-то» университете все за него.)

В результате всех этих событий его ненависть к Риму только укрепилась, и в сентябре он сочинил новый памфлет «Вавилонское пленение», который вышел в свет 6 октября. Под пленницей имелась в виду Церковь, Вавилоном именовался Рим. Как позже говорил он сам, эта книга задумывалась как боевой призыв к борьбе с римским антихристом, отравляющим праведные души. В то же время, как это уже вошло у него в привычку, он приводил новые аргументы и уточнения в защиту своего учения. «Речь к дворянству» предназначалась прежде всего князьям, многие из которых весьма слабо разбирались в богословии, поэтому всякий раз, когда автору требовалось привести законное обоснование того или иного практического вывода, ему приходилось формулировать базовые принципы. Но ведь писал он по-немецки, то есть использовал язык, на котором до него вообще никто не высказывался на подобные темы, и, разумеется, столкнулся с большими трудностями. Целых два месяца он посвятил тщательной переработке основных богословских положений своей главной книги и вот теперь подводил итог. Таким образом, за весьма агрессивным фасадом нового издания скрывался теоретический труд, быть может, в наиболее последовательной форме излагавший взгляды Лютера на точной и выверенной латыни. Он и так допустил слишком много уступок идеям национализма, над которыми в глубине души искренне потешался и которые всегда воспринимал лишь как средство для достижения собственных целей. Теперь перед ним стояла иная задача: увлечь за собой настоящих духовных учеников. Беспощадная борьба продолжалась, но только теперь его врагом выступал не папа — угнетатель Германии, а папа — угнетатель душ. Лютер решил временно покинуть свой пост знаменосца националистического движения ради другой роли — роли ересиарха.