Павел Огурцов - Конспект

— Чего ты усмехаешься?

— Так ведь дружба по заказу не бывает.

— А разве мы не друзья?

— Да не враги, надеюсь.

— Не враги — это еще не друзья. Ты считаешь, что мы всего лишь не враги? Не надо ее обижать.

— Да нет, Люся. Есть ростки дружбы, а вырастет ли она — поживем, увидим.

— Спасибо и на этом. Значит, остаемся?

— Остаемся. — И через пару секунд добавляю: Остаемся — не расстаемся. Люся улыбается, впервые в этом разговоре.

Ты меня проводишь? Договорились — после отъезда ребят сначала займемся отчетом о практике, но первое же утро так прекрасно, что мы, — да успеем с этим отчетом! — зашли за Лексенкой и отправились в парк. Не уверен, написали бы мы здесь свои отчеты, если бы не испортилась погода. В Нальчике, как в каких-нибудь тропиках, летом бывает сезон дождей, и длится он две-три недели. Низко-низко висят над городом сплошные, — вперемежку белые и серые, — облака, не видно ни далеких, ни близких гор и, вообще, никакой дали. Нет ветра. Почти беспрерывно льется тихий теплый дождь, а если и перестанет на время, то почему-то ночью.

Засели за отчет. Никто из нас газет здесь не читал, радио у нас нет, и что происходит за пределами Нальчика мы не знаем, не интересовались, и в этом отрыве от современных событий была своя прелесть и, говоря по-старинному, было отдохновение. Теперь я стал читать газеты, и они меня ошеломили. Муссолини ведет завоевательные войны на Балканах и в Африке — уж не хочет ли возродить Римскую империю? Немецкие подводные лодки топят торговые корабли Франции, Англии и других стран... Нет сомнений — мир вползает в новую войну. Английская и французская делегации ведут в Москве переговоры о союзе против гитлеровской Германии. Сообщение: эти делегации уклоняются от серьезных переговоров, у них нет даже полномочий на подписание договора. Не успел об этом подумать, как уже подписан договор о ненападении между Советским Союзом и Германией. Оказывается, в Москву прилетал Риббентроп и был принят Сталиным. Вспоминается разговор Клавы и отца перед моим отъездом в Нальчик. Значит, Англию и Францию мы обдурили, но выиграл Гитлер: у него не будет второго фронта и развязаны руки против Западной Европы. А что дальше? Во Франции запрещена коммунистическая партия, самая крупная в Европе. Неужели союз большевиков с фашистами? Ну, нет — быть такого не может! Значит, если Гитлеру удастся подчинить Европу, он пойдет громить нас! Не дай Бог такого развития событий!

Отчеты давно готовы и даже, из-за плохой погоды, оформлены начисто. События тревожат все больше, и однажды вечером мы собрались уезжать, но на другое утро — прекрасная погода, и уезжать не хочется. Лиза пишет: страшная жара, сушь, горячий ветер, тучи пыли, жухлая трава и желтеют листья. Люся говорит: «Наверное, и у нас так». Что даст, что изменит наше возвращение? А тут так хорошо! И мы решили: остаемся до конца и газет не читаем, а там — будь что будет!

Хорошо бы возвращаться домой через знаменитые курорты Кавказских минеральных вод. Есть автобус Нальчик — Пятигорск, но где остановиться? И денег в обрез. Вдруг узнаем: ежедневно ранним утром из Нальчика в Пятигорск отправляется пассажирский самолет. Целый день на минеральных водах, и — на поезд! Ну что ж, хотя бы так на первый случай, тем более что мы никогда не летали и никогда не были на этих курортах. Самолет У-2, прозванный кукурузником. Он маленький и узенький: пилот и два пассажира сидят гуськом. Он открытый: можно рукой, как в лодке, взяться за борт.

— Нет ни весел, ни уключин, — говорю я.

Двое в летной форме, усаживающие нас в самолет, и Люся взрываются смехом. Молоденький летчик, совсем мальчик, привязывает нас ремнями, — ах, вот откуда выражение: на повороте выпал, — привязывается сам, и мы летим. Было 29-е августа. Летим плавно, без воздушных ям, о которых наслушались, в лицо — свежий ветер, и у сидящей впереди Люси развеваются волосы, а на горизонте — прощальный парад снежных вершин, во главе с Эльбрусом и Казбеком, во всей своей незабываемой красоте.

Если бы мы не были в горах и не жили в Нальчике, наверное, эти курорты нам очень бы понравились, а после гор, нальчикского парка и Долинского — это не серьезно, очень уж благоустроенно, цивилизованно и многолюдно. Первая половина дня — Пятигорск с экскурсией по лермонтовским местам. Потом, по дороге на вокзал, я вдруг вижу Изъяна. Он так же слегка сутулится, такие же темные круги под глазами, так же красив и, идя нам навстречу, не сводит с меня глаз. Я молча ему кивнул, он ответил тем же. Хотелось ли мне остановить его или хотя бы оглянуться? Нет. Не такой уж я добренький, как когда-то меня упрекнули — было это в редакции газеты почти семь лет тому.

На вокзалах Кисловодска и Минеральных вод билетов нет. Договорился с проводником, заплатили по тарифу до Харькова и забрались на полки. На другой день Люся говорит, что ехать до Харькова не решается — боится, что не будет билетов.

— Зато будет где переночевать.

— А я не хочу опаздывать. И дома будут беспокоиться.

— Дашь телеграмму.

— Из Харькова? Ну, удивятся! Как ты думаешь, где лучше встать, чтоб скорей добраться домой? В Ясиноватой?

— Там тоже может не быть билетов. Спросим у проводника.

Проводник советует встать в Лозовой — оттуда до Днепропетровска и рабочими поездами можно добраться. Правда, в Лозовую мы приезжаем под вечер, а рабочие поезда ночью вряд ли ходят.

— Это не страшно, — говорит Люся. — Зато завтра буду дома.

— А из Лозовой на Харьков есть рабочие поезда? — спрашиваю я.

— Должны быть — в пути встречаются. Да зачем вам? — удивляется проводник. — До Харькова этим поездом доедете.

В Лозовой встаю и я, а на Люсины протесты: «Что я — маленькая, сама не доеду?» – отвечаю коротко:

— Не командуй!

Ночью на проходящий крымский поезд мне удается взять билет до Днепропетровска с пересадкой в Синельниково.

— Синельниково — это, считай, уже дома, — говорит Люся. — А тебе еще сидеть здесь неизвестно сколько.

— А мне больше повезло: у меня не будет никаких пересадок.

На перроне в ожидании поезда Люся говорит:

— Ты хороший друг, надежный, из тех людей, на которых можно положиться. Писать будешь?

А зачем? — думаю я. — Но не хочется ее обижать, и мы обмениваемся адресами.

Подходит поезд, проводник объявляет «Мест нет», и люди бегут к другому вагону, я за руку придерживаю Люсю и говорю проводнику: «Всего лишь до Синельниково, один человек». Проводник смотрит Люсин билет и пропускает ее в вагон. Люся машет мне из тамбура.

31 августа во второй половине дня я приехал в Харьков. Стояла страшная жара, и дома я сразу же иду в летний душ. Уже поставлена на зиму моя кровать в столовой, как обычно, у того окна, в которое я когда-то лез, изображая вора, и в которое сейчас заглядывают большие темно-зеленые листья сирени. Утром Сережа меня будит, чтобы идти в институт. Сквозь закрытое окно вижу на зеленых листьях белый снег. По радио сообщают: войска Германии вторглись в Польшу и продвигаются вглубь страны. Франция и Англия за Чехословакию не заступились. Заступятся ли они за Польшу?