Павел Огурцов - Конспект

В это же самое время наши газеты регулярно писали о преследовании польским правительством украинского языка, украинских школ и культурных учреждений в восточной (украинской) Галиции, о продолжающемся переселении туда, как колонизаторов, польских крестьян-осадников, и других мерах ополячивания украинского народа, о подавлении его борьбы за национальное и социальное освобождение и объединение украинских земель в единое государство.

На советской Украине ликвидировали национальные районы — немецкие, болгарские, греческие, еврейские, был, кажется, и польский, а обучение в школах и их газеты перешли на русский язык. Когда мы учились в профшколе, нескольких из нас, и меня в том числе, привлекли к преподаванию в ликбезе — вечерних курсах для ликвидации неграмотности взрослого населения. Ликбез, в котором мы работали, находился вблизи профшколы — в помещении польской семилетней школы. Были в Харькове и еврейские школы. Теперь во всех школах Украины, где преподавание велось на языках национальных меньшинств, перешли на русский.

В двадцатые годы газеты время от времени сообщали, что для такой-то народности, не имеющей письменности, теперь она создана на основе латинского алфавита. Потом читали, что на латинский алфавит перешли те народы Кавказа, Средней Азии и других районов страны, которые до этого пользовались алфавитом арабским. Потом в московских центральных газетах велась кампания за переход и русской письменности на латинский алфавит, как международный, которым пользуется большинство стран Европы, все страны Америки и Австралия. Был и такой довод: только замена русской буквы «и» на латинскую «i» сэкономит в год такое-то количество бумаги, как будто тысячелетнее пользование кириллицей и все то, что на ней было написано, имеет меньшее значение, чем эта экономия. Но вместо перехода русской письменности на латинский алфавит вдруг перевели на русский алфавит с латинского и только что созданные письменности малочисленных народностей, и все, недавно переведенные с арабского на латинский. После войны знакомый крымский татарин говорил мне, что в школе он учил родной язык сначала на арабском, потом на латинском, потом на русском алфавите. Заодно перевели на русский алфавит и молдавскую письменность, несмотря на то, что этот народ со времен Древнего Рима пользовался латинским алфавитом. Слышал, как отец сказал:

— Вот и дожили до единой неделимой.

В начале двадцатых годов Украина в административном отношении разделялась на губернии, губернии на округа, округа на районы, но вскоре губернии упразднили, остались округа и районы, и из школьного учебника географии Украины я помнил, что округов было 41. Вдруг округа упразднили, а районы подчинили непосредственно Харькову.

— Как можно из одного центра хорошо руководить таким количеством районов! — воскликнула Галя, прочитав об этом в газете.

— И контролировать действия всех районных властей, добавь к этому, — сказал Сережа.

— Это жалоб не оберешься! — сказала Галя.

— Да кто с этими жалобами считается! — воскликнул отец. — В лучшем случае отписываются.

Какой простор для произвола местных властей! — подумал я. — Неужели этого не понимают?

— Развязали руки местным властям, — будто отвечая на мои мысли, сказал Сережа. — И чтобы снять неугодного работника, всегда найдется причина.

В голодную весну 33-го года мы пошли в один из только что построенных клубов, — их еще называли дворцами культуры, — на лекцию. Теперь ее, наверное, назвали бы так: о профориентации. Тогда же на афише у входа в клуб было написано: как найти свое призвание. Интересное содержание лекции, хорошо говорит лектор, но в памяти сохранилось лишь то, что тогда более всего привлекло внимание. Есть категория людей, — сказал лектор, — которым нетрудно найти свое призвание:

— Вспомните, чем вы охотнее всего занимаетесь в свободное время, по своей воле, без необходимости и всякого принуждения, ищите специальность сродни этому занятию и не ошибетесь.

— В карты играть! — раздался мужской голос из зала.

— Возможно, из вас и вышел бы хороший карточный шулер, но я имею в виду полезные профессии. Но игра в карты развивает память и приучает к систематизации. Если вы не удовлетворены своей специальностью, попробуйте себя в должности диспетчера.

— Люблю читать! — женский голос из зала.

— Читать художественную литературу любят все развитые люди. Если вы любите какую-то специальную литературу — это хороший ориентир в выборе профессии.

Посмотрел на Изъяна: широко улыбается, и глаза сияют.

Расставшись с друзьями, бродил по городу и старался последовать совету лектора: так чем я люблю заниматься в свободное время? Строить из кирпичей макеты городов? Так нет такой специальности, да и все дети строят что-нибудь из кубиков или песка, несерьезно это. А все-таки, если бы не стыдно, строил бы эти макеты хоть сейчас... Рисовать? Рисуют многие, но надо очень хорошо рисовать, чтобы выбрать профессию художника. Какой уж из меня Репин! Отставить. Читать? Ничего, кроме художественной литературы и газет, не читаю. А стал бы читать специальную литературу? Читал бы по истории — и Украины, и России, и других стран, и по всеобщей истории, с начала существования человечества. Так где ее взять? Старых историков днем с огнем не сыщешь — все они буржуазные. Новые, наверное, есть, но что они из себя представляют? Наверное, только классовой борьбой и революциями интересуются, но ведь это не история. Люблю возиться с детворой, и дети тянутся ко мне. Идти в педагогический? А потом — воспитателем в детский сад? Не возьмут по социальному происхождению, и думать об этом нечего. Прохожие обходят кого-то на тротуаре, и улыбаются. Сидит пьяный, опершись спиной о цоколь дома, вытянул ноги поперек тротуара и, наклонясь, что-то ловит рукой на носке ботинка, потом разжимает ладонь, рассматривает ее и снова ловит. Невольно засмеялся: не так ли и я ловлю свое призвание?

Наступило устойчивое тепло, давно посадили на огородинах картофельные шкурки и что-то еще, есть свободное время, а идти никуда не хочется. Да и ослабели мы все — и дома, и друзья, порой кружилась голова. Сижу во дворе на солнышке, выходит из дома бабуся и садится рядом.

— Петрусю, щось хочу в тебе спитать. Чого ти такий сумний? Щось трапилось?

— Та нi, нiчого не трапилось.

— А щось таки є. Чи не на роботi?

— I на роботi нiчого не трапилось.

— Може посварився з дiвчиною?

— Та нi.

— А щось же є, я бачу. Щось iз тобою коїться. Ти менi скажи.

— Робота не до вподоби, а з такою роботою що ж то за життя! А яка до вподоби — хто його зна.

— А ти пiди туди, де вчать на архiтектора — може воно тобi i до вподоби стане.