Павел Огурцов - Конспект
- Название:Конспект
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Права людини
- Год:2010
- Город:Харьков
- ISBN:978-966-8919-86-2
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Павел Огурцов - Конспект краткое содержание
«Конспект» – автобиографический роман, написанный архитектором Павлом Андреевичем Огурцовым (1913–1992). Основные события романа разворачиваются в Харькове 1920-х – 1941 гг. и Запорожье 1944 – 1945 гг. и подаются через призму восприятия человека с нелегкой судьбой, выходца из среды старой русской интеллигенции. Предлагая вниманию читателей весьма увлекательный сюжет (историю формирования личности на фоне эпохи), автор очень точно воссоздает общую атмосферу и умонастроения того сложного и тяжелого времени. В романе представлено много бытовых и исторических подробностей, которые, скорее всего, неизвестны подавляющему большинству наших современников. Эта книга наверняка вызовет интерес у тех, кому небезразлична история нашей страны и кто хотел бы больше знать о недавнем прошлом Харькова и Запорожья. Кроме того, произведение П.А. Огурцова обладает несомненными литературными достоинствами, в чем мы и предлагаем вам, дорогие читатели, убедиться.
Конспект - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
— Работает в Крыму. На соляных промыслах, — говорит Галя.
— Вольнонаемным?
— Да, — отвечаю я. — Там нет заключенных, все вольнонаемные.
— Ах, да! Крым все-таки. Ну, слава Богу.
Пекса уходит. Его приглашают приходить почаще.
— Спасибо. Рад бы, да не смогу. Работаю, учусь, вернее — пытаюсь учиться, дома тяну хозяйство — мама совсем потерялась, все из рук валится.
— А сестра? — спрашиваю я.
— Старается бывать почаще, чем может — помогает, но она работает, у нее семья, живет далеко, трамвай на нашу гору то ходит, то не ходит... Она хотела маму забрать к себе, а мама не хочет уходить из дому: не теряет надежды, что отец вернется, толкует, что он ни в чем не виноват, его отпустят, а ее нет дома. И еще гонит меня в Москву, к Петровскому, как будто Петровский теперь может чем-нибудь помочь. Извините, расплакался я у вас тут, а теперь у всех своих бед и забот хватает.
— Не говорите так! — воскликнула Лиза. — Вы же нам не чужой.
Провожал Пексу. Мы бродили, не замечая где, — нам было все равно где бродить. Пекса сказал, что хочет договориться с сестрой, чтобы она несколько дней пожила с мамой, а он поживет у нее под видом поездки в Москву.
— Да неужели мама не понимает, что никакая поездка не поможет?
— Не понимает. Говорит, что надо использовать любую возможность и упрекает меня в отсутствии совести: отец за меня хлопотал, а я за него похлопотать не хочу. Не могу же я сказать ей, что отца нет в живых.
— Как нет в живых?! Ты же говорил — десять лет.
— Без права переписки. А это значит — или погиб под пытками, или расстрелян.
— Откуда ты знаешь?
— Слухами земля полнится, а слухи — упорные. Да так оно, конечно, и есть — зачем без права переписки? Секрет для дураков.
— Пекса, а тебя пытали?
— Пытать не пытали, так били.
— За что? Что они от тебя хотели?
— Да ничего не хотели. Били за оскорбление вождя.
— Это за то, что ты тогда на морозе крикнул?
— Не только. За анекдоты, шутки, высказывания. По доносу Копылова.
— Откуда ты знаешь?!
— Да ведь все это я говорил только у них дома. Не Токочка же донес! Знаешь, первое, что я сделал, когда меня выпустили, — пошел к Токочке на работу, предупредить, чтобы он не ходил к Копыловым. Да опоздал: Токочка там не работал, и я понял, что и его арестовали. Не знаешь его судьбу?
Рассказал что знал. Пекса поинтересовался Птицоидой. Рассказал, как встретила меня его мама, и о своих предположениях — почему она ко мне так стала относиться. Пекса переспрашивал подробности, а потом сказал:
— Ты ошибаешься. Сужу по себе. Я все не решался к вам зайти — не хотел компрометировать своим знакомством...
— Пекса, да как ты мог подумать?!
— Подожди! Тебя и так уже из института выгоняли. Да подожди ты! Я не сомневаюсь в очень хорошем отношении ко мне твоей семьи. Но в этом деле ведь контакты со мной на самом деле могут здорово подвести. Такая теперь жизнь. Боюсь, как бы и в семье Птицоиды не случилось чего-нибудь такого, что и они боятся навредить тебе своими контактами. Они же порядочные люди. Ты больше не делал попыток встретиться с Птицоидой?
— Нет. Только когда возвращаюсь домой, так хочется услышать, что приходил Птицоида.
— Это другое дело. Ну, прощай, Гарилоида!
— Прощай?
— До лучших времен, если только доживем.
На другой день, когда Сережа сидел один над бумагами, я спросил его — правда ли, что приговор без права переписки означает смерть.
— Так говорят. А Пекса об этом знает?
— Знает. А мать не знает и гонит Пексу в Москву.
Сережа взялся за голову и издал странный звук, что-то среднее между стоном и рычаньем.
21.
После экзаменов была обмерная практика: обмеряли, и по обмерам вычерчивали памятники архитектуры. Кто выехал в другие города, кто производил обмеры в Харькове. Мне вместе с одним соучеником досталась бывшая церковь харьковского университета. Во время практики Наташа Кунцевич приходила к нам домой, меня не застала и передала просьбу зайти к ним. Оказалось, что после плавания в Арктике приезжает Коля, и его многочисленные харьковские друзья-приятели, которых я никогда не видел, просят, очевидно по рекомендации Наташи, к приезду Коли как-то оформить квартиру Кунцевичей. Я не помню, какое я придумал оформление интерьеров, кажется — никакого, но снаружи к моменту появления Коли над подъездом оказался предлинный плакат «Добро пожаловать в тихую гавань после бурных скитаний», а на наружной стене рядом с дверью была прикреплена мраморная доска от умывальника с надписью золотом (золотистой охрой), сообщающей о том, что в этом доме с такого-то по такое-то время жил будущий великий мореплаватель Николай Алексеевич Кунцевич.
С Гориком мы по-прежнему дружны, с Колей у меня — никаких отношений, ни плохих, ни хороших. Наверное, сказывались большая, чем с Гориком, разница в возрасте, влияние семей, в которых мы росли, разная обстановка в стране, когда мы взрослели, да мало ли что. Но мы считали долгом поддерживать родственные отношения и время от времени встречались, иной раз втроем — Коля, Горик и я. Наши встречи приятны Вере и безразличны Гореловым.
Не помню, какая была вывеска в Короленковском переулке: ресторан, закусочная или еще что-нибудь подобное. В большом помещении многолюдно, накурено и шумно. Не видно женщин, подают пиво, но это не пивная: Коля, Горик и я закусываем водку мясным горячим блюдом. По сути, это трактир. Нам с Гориком интересно — что за человек этот красивый парень, арктический моряк, судовой механик. Мы больше молчим и наводим Колю на рассуждения. А рассуждает он охотно и с апломбом дает понять, что он — ленинградец: «У нас в Ленинграде шею бреют только ломовые извозчики». Но, хмелея, сползает с питерского произношения (что) на южное (шо). Он, если и не оправдывает всего, что творится в стране, то и не осуждает. Прет из него такая философия: ему хорошо, значит — все хорошо, старайтесь, чтобы вам было хорошо, и все будет в порядке.
— Коля, ты член партии? — спрашивает Горик.
Кандидат. Когда расходимся, Коля говорит, что под выходной устраивает дома для своих друзей мальчишник, — сестра уйдет ночевать к подруге, — приглашает и нас. С Колей мне по дороге, но нам с Гориком хочется поговорить, и я иду его провожать, обсуждаем идти или не идти на мальчишник — и хочется, и почему-то не хочется. Конечно, там будет шикарная выпивка и хорошая закуска — моряк кутит, так как же нам, студентам, не выпить на дурака? Значит, пойдем.
— У них же, кажется, есть домработница, — говорит Горик. — Значит, он и ее куда-то отправит?
— Домработницы уже нет.
Мы не ошиблись: был богатый стол. Народу много, и заметно — они хорошо друг друга знают. Сначала мальчишки держались солидно, разговаривали тихо, изредка, подняв какую-нибудь из бутылок, рассматривали на ней этикетку и ее на свет и ставили на место с таким равнодушием, будто их уже ничем не удивишь. Мы с Гориком сели рядом.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: