Джейн Вигор (Рондо) - Письма леди Рондо

Я очень рада, что Вы одобрили мой образ мыслей, касательно знакомства с венецианкой, мне досадны были только ваши слова: «я люблю ее; но знаю, что не могу соперничать с нею в таких подвигах,» впрочем я утешилась, прочитав ваши суждения на счет недостатка вкуса в сделанном ею выборе супруга; потому, что уверилась, что Вы её любите только за то, что она минутно и сильно воспламеняется гневом при обиде,» я думаю она не прольет слезы, услышав упрек от своего друга, слабость, которую как я знаю, Вы презираете.

Мы все заняты теперь приготовлением к браку Великой Княжны Анны, с принцем Брауншвейгским [144]. Кажется я ещё вам не сказала, что он приехал сюда за шесть лет, с надеждою получить руку княжны, ему тогда было не больше 14 лет. С тех пор воспитывали его вместе с княжною, чем надеялись поселить в них взаимную привязанность; но это, кажется, произвело совершенно противное действие, потому, что она оказывает ему более, нежели ненависть — презрение. Принц имеет прекрасную наружность и приятное лицо, но во взорах его выражается какая-то женская изнеженность и отчасти дикость, происходящая кажется от всегдашнего принуждения, в котором он здесь воспитывался [145]. Так как он готовится в мужья столь высокой невесте, то его держали в отдалении от людей. Эти недостатки, равно как и то, что он, говоря, всегда заикается, поставляют меня в затруднение об его достоинстве. Он отличился в двух кампаниях под предводительством фельдмаршала Миниха; говорят, что отъезд его в армию подал мысль герцогу Курляндскому соединить княжну браком с своим сыном. Так как Великая Княжна показывала явное презрение к принцу Брауншвейгскому, то герцог надеялся в отсутствие его дать этому делу оборот в свою пользу. Вследствие этого он на прошедшей неделе отправился ко Княжне Анне и сказал ей: «что прислан Её Величеством объявить ей, что она должна вступить в брак; выбор её должен пасть или на герцога Брауншвейгского, или на принца Курляндского.» Она отвечала, «что готова повиноваться повелениям Её Величества, хотя на этот раз, она сознавалась, с большею неохотою. Для нее гораздо легче бы умереть, нежели выйти за которого нибудь из предлагаемых женихов, Но если уже должно иметь кого нибудь супругом, то избирает принца Брауншвейгского.» [146]Вы можете представить, как жестоко поражен был герцог Курляндский и его приверженцы, которые на этом обстоятельстве строили самые блестящие планы. Теперь принцесса поступает с герцогом с благоразумною политикою и его обманывает. Но я уверена, что она скоро обнаружит свои истинные мысли, когда она не будет иметь нужды скрывать их, то подобным образом низвергнет ненавистного герцога с высоты его. Она в самом деле не любит никого, и так как неохотно повинуется, то и ненавидит герцога ещё более. Но теперь она принуждена обращаться с ним ласково. Как бы то ни было, теперь происходят большие приготовления к свадьбе, которая будет сыграна с величайшею пышностью. После свадьбы, я опишу вам её как могу, думаю, что это будет ваше приказание для меня и проч.

Вы уже без сомнения знаете из ведомостей, что наша свадьба кончилась и ждете моего описания маркиз Ботта [147], Министр Императора [148], наименован на этот случай (только на три дни) посланником для того чтобы формально, именем своего Государя, требовать руки принцессы его племяннику принцу Брауншвейгскому. В субботу маркиз выехал из города в монастырь Александра Невского, из которого в воскресенье имел торжественный въезд в город, как посланник; стечение народа было многочисленнейшее. В понедельник предстал пред Её Величество просить руки принцессы. Императрица стояла под балдахином на троне, возвышавшемся на 12 ступеней; в конце залы, позади стояли большие кресла и столь по левую руку. Главные придворные сановники занимали ступени трона. Впереди стояли камер — пажи, знатнейшее дворянство, иностранные Министры помещёны были по левую сторону престола в три ряда, дамы по правую сторону в том же порядке. Ни одна из принцесс, ни герцог, ни герцогиня, не явились сюда, кроме Великой Княжны Елизаветы с своим двором.

Посланник имел пышную свиту. Поклонившись Её Величеству, он взошел на ступень престола, надел шляпу, когда начал говорить, но скинув опять, вручил бумаги. Вместо Государыни отвечал Великий Канцлер [149]; когда удалился посол, то приблизился к трону Министр принца Вольфенбиттельского [150], говорил речь и подал бумаги, только не всходя на ступень престола и не накрывая головы. Во все это время царствовала глубокая тишина, так, что можно было слышать, если бы упала булавка; слышны были только речи Министров. Величественный вид и богатая одежда Её Величества, важность её особы, блеск собрания делали эту церемонию торжественною и великолепною, Как скоро удалился Министр Волфенбиттельский, Её Величество в сопровождении всех присутствующих изволила шествовать в длинную галерею, в которой вся свита остановилась в прежнем порядке; Государыня стала под балдахином, под которым, однако, не было трона. Когда она села, то явился принц для принесения благодарности за удостоение руки принцессы. Он был одет в белое отличное платье, шитое золотом. Его прекрасные длинные волосы вились локонами и лежали по плечам.

Я не могу умолчать, он казался мне жертвою, обреченною к погибели [151]. Когда он кончил свою речь, императрица поставила его на правой стороне подле себя под балдахином. Призван был посол, который поставлен по левую руку. Тогда Великий Канцлер и князь Черкасский ввели принцессу, которая остановилась пред императрицей. Её Величество сказала ей: «я дала своё согласие на то, чтобы ты была супругою принца.» При этих словах принцесса обняла свою тетку и начала плакать. Её Величество несколько времени держала себя с важностью, но скоро она смешала свои слезы со слезами племянницы. Спустя несколько минут посланник уже мог занимать разговорами императрицу. Великий Канцлер начал говорить с принцессою. Её Величество, принявши прежний вид, сама сняла кольцо с рук принцессы и принца, обменяв их подала назад обоим. После того повесила портрет жениха на руку невесты, поцеловала обоих и поздравила. Великая Княжна Елизавета, подошед поздравить невесту, обняла её и залилась слезами. императрица сама отвела её прочь; принцесса Анна должна была позволить присутствующим целовать её руку. Во все время поздравления она плакала.

Принц поддерживал ее, но смотрел холодно на потоки её слез. Когда кончилось поздравление, Её Величество удалилась во внутренние покои, собрание разошлось по домам, приготовляться к следующему дню на свадьбу. На другой день во вторник иностранным Министрам отведена была особенная зала, из которой можно было видеть процессий, в церкви также назначено было место, которое они должны были занять по окончании процессии, ибо по церемониалу не положено было им присутствовать при процессии, потому, что никто не хотел занимать места ниже своих товарищей. Принц первый прибыл в церковь со своим двором, без излишней пышности; потом, приезжали кареты высших сановников и знатного дворянства, их экипажи были чрезвычайно роскошны. У каждого пред каретою шло до десяти человек лакеев пешком, у иных по сторонам бежали ещё два скорохода, с различными кривляньями; у одного из них, и это было самое лучшее в этом роде, скороходами были два негра, одетые в черное бархатное платье, под цвет их кожи; от чего они казались нагими, лишь одни перья, расположенные по-индейски, покрывали их. За этими каретами приехала коляска принца Карла, младшего сына герцога Курляндского [152]с 12 лакеями впереди, четырьмя скороходами, двумя пажами, двумя гайдуками и двумя дворянами, ехавшими верхом. Потом прибыл старший брат, его принц Пётр [153], таким же образом. Потом герцог [154] в великолепнейшей карете, с 24 лакеями впереди, восемью скороходами, четырьмя гайдуками, четырьмя пажами, кроме того ехали за каретою верхом его шталмейстера, маршал, и два камергера; у двух последних были свои лакеи в собственных ливреях. Наконец прибыла императрица с невестою. Её карету сопровождали: