Джон Херси - Возлюбивший войну

- Боу, но ты уже почти заканчиваешь свою смену, - тихо сказала Дэфни.

- Следовательно, ты соглашалась отдаться Мерроу только потому, что моя смена подходит к концу? Но ведь то же самое можно сказать и об его смене. Не понимаю.

- Ты помнишь воскресенье и тот праздник, когда я не приехала в Лондон? Тогда случилось то же самое, Боу. Я осматривалась; разве тебе непонятно, что сейчас, когда ты скоро уедешь домой, я должна осматриваться?

- Осматривайся на здоровье. Но зачем отдаваться моему командиру?

- Я отдалась тебе, Боу, в первый же вечер, как только мы остались наедине. Что-то я не помню, чтобы ты критиковал меня за это.

Ее довод умерил мой пыл.

- Видишь ли, мой дорогой Боу, чем меньше тебе останется служить здесь, тем больше я начинаю понимать, - вернее, ты заставляешь меня понимать, что я нужна тебе разве что чуть больше, чем нужна Мерроу, хотя, любимый, есть тут и большая разница: ты дал мне очень много. Однако я не нужна тебе как постоянный друг, я нужна тебе лишь на то время, пока ты здесь, пока не вернулся домой, к своей, другой жизни. Тебе просто нужна временная военная подруга. Верно?

Мне было не под силу справиться сразу с таким обилием аргументов, и я снова рассердился.

- Как же ты могла любить этого типа Даггера, если он так же гадок, как Мерроу?

- Я была ребенком, Боу. Это произошло во время "блица". Люди, с которыми тебя сталкивает случай, бывают разными.

- Да, но как ты могла подумать, что любишь его?

- У тебя была твоя Дженет. Ты же сам о ней рассказывал. Мы не обязаны отчитываться друг перед другом за полученное воспитание, ведь правда?

"Верно!" Но вслух я этого не сказал.

- Кроме того, дорогой, я порвала с Даггером, как только поняла, что он влюблен не в меня, а в войну.

- И ты решила порвать со мной потому, что...

Я вспомнил рассказ доктора - как Дэфни плакала, разговаривая с ним по телефону, как призналась, что любит меня всем сердцем, но что я не люблю ее.

- Ты-то не влюблен в войну, дорогой, я знаю.

- ...потому, что я никогда не поднимал вопрос о нашем браке?

Дэфни снова вспыхнула, и снова ее румянец был вызван не только стыдом, но и гневом.

- Все твои разговоры о самоотверженной любви... - продолжала она. - Что они такое, как не смутная тоска по оправданию? Ты хочешь оправдать себя за твое отношение ко мне. Самоотверженная любовь!.. И даже твое нежелание убивать...

- Подожди, подожди!

- Я не отрицаю, отчасти ты, возможно, искренен. То, что тебя обязывают делать, - мерзко. Но ты легко соглашаешься на компромиссы, любимый. "Я согласен и дальше летать на бомбардировщике, но убивать? Нет..." Неужели ты не понимаешь всей порочности этой затеи? Как можешь ты облагодетельствовать своей любовью все человечество, если не в состоянии дать ее даже одному человеческому существу?

Ее слова заслуживали серьезного размышления, но, наверное, мне мешала молодость. Я еще оставался мальчишкой. Несправедливо, что старшие заставляют молодежь вести за них свои войны. Я снова вернулся к Мерроу, словно думать о нем было легче, чем о себе.

- Он сел на край кровати, поставил локти на колени и опустил голову на руки. По-моему, он был уже пьян. Я внимательно следила за ним. Он усиленно давал понять, что я должна с ним понянчиться. Скажу тебе, Боу, что такие герои сущие младенцы! Поразительно, до какой степени он раскис и разоткровенничался. "Не так уж я хорош, как они утверждают". "Почему меня обошли?" Мерроу продолжал твердить, что он вечный неудачник. Его исключили из колледжа. Плохо работал у этого... как его там... торговца зерном. Называл себя летчиком-бродягой. Неудачник, неудачник, неудачник... Рассказывал, что ему всегда хотелось иметь много денег, что "сумасшедшие" деньги - вранье, он просто-напросто скряга. Сказал, что его легко заставить потерять присутствие духа. Когда ему было лет двенадцать, он получил работу в небольшом, на несколько квартир, доме в Холенде - за пять долларов в неделю подметать лестницы и убирать мусор, но у одного жильца оказалась собака, доберман-пинчер; он ее боялся и стал пропускать дни уборки; однажды пришел домохозяин и в присутствии родителей Мерроу уволил его; отец орал, но мать, укладывая вечером спать, сказала, что ему не нужно приносить деньги в семью, ибо он приносит в дом счастье.

Мерроу, приносящий счастье!

"Ребята не любили меня. В Холенде находилось отделение ХАМЛ [36] Христианская ассоциация молодых людей. , располагавшее паршивым спортивным залом, библиотекой и комнатой с пианино; однажды после игры в баскетбол - мне в то время исполнилось лет тринадцать-четырнадцать - ребята всей бандой хотели избить меня. А я даже не состоял в команде; игра взбудоражила их, ребята стояли на площадке и хором выкрикивали мое имя, и мистер Бакхаут, секретарь нашего отделения ХАМЛ, продержал меня в своей конторе, пока все не успокоилось".

Будучи, по его словам, тщедушным, с куриной грудью, он купил в магазине "Сиирс и Робак" эспандер - развивать плечи и руки. В школе он никогда не получал хороших отметок.

"Что-то заставляло всех ненавидеть меня".

Как сообщила Дэфни, Мерроу признался, что вся его воинственность - не что иное, как "хвастовство и блеф".

"Почему, по-твоему, Хеверстроу мой любимчик? Потому, что он офицер и слюнтяй. А человеку легко разыгрывать из себя важную персону, когда он имеет дело с ничтожествами".

Это напомнило ему, как однажды, когда он играл со своим дружком Чакки, на окраине города, на какой-то строительной площадке, произвели взрыв с помощью динамита; а Мерроу решил, что ударил гром с ясного неба, и с перепугу подумал, что это, должно быть, какое-то знамение свыше или предостережение, и убежал домой, к матери. На следующий день Чакки назвал его трусом.

"И вот с тех пор, - сказал Мерроу, - я боюсь самого страха".

По мнению Дэфни, Мерроу, рассказав ей эти анекдоты о самом себе, признался, что все его рассказы о многочисленных амурных победах - сплошная выдумка. "Я получаю удовольствие только от полетов".

Я хотел, чтобы Дэфни выразилась точнее.

- Кто же он все-таки? Что заставляет тебя так отзываться о нем?

- Я не эксперт.И сужу о нем всего лишь как женщина.

- Не забудь, я летаю с ним.

Дэфни на мгновение задумалась.

- Это человек, возлюбивший войну.

Я попытался решить, за что мог воевать Мерроу. Конечно, не за идеи, надежды, какие-то стремления. Я представил себе белый стандартный домик примерно 1925 года в Холенде, в Небраске. От нескольких вечнозеленых деревьев, посаженных некогда "для оживления пейзажа", а теперь почти совсем урывших его своими кронами, в гостиной и столовой темно даже днем. На веранде спит колли. Человек в черных брюках и белой рубашке с отстегнутым воротничком, со свисающими подтяжками и потухшей, наполовину выкуренной сигарой во рту медленно бродит взад и вперед за маломощной газонокосилкой, изрыгающей клубы сизого дыма. На веранду выходит женщина, почти совсем седая, с мешками под глазами и дряблой, обвисшей на щеках кожей; она хлопает дверью, и дряхлый пес с трудом поднимается на ноги.