Турсунбек Какишев - Сакен Сейфуллин

— Ну что ж, я согласен. Вижу, что ты не скоро отпустишь меня на волю. Давай не терять времени. — Катченко снова напел «Марсельезу».

Сакен взял домбру и начал подбирать мотив.

— Дайте, пожалуйста, балалайку, если есть, — попросил Катченко. Балалайка нашлась, и дело пошло. Повторили песню три раза. Потом спели под аккомпанемент балалайки и домбры.

— Вот это и есть интернационализм, — сказал Катченко, собираясь уходить.

— Спасибо, Захар Петрович, — поблагодарил Сакен. — А чай?

— Следующий раз — меня ждут в административном отделе.

Итак, мелодия есть. Сакен еще раз сыграл на домбре «Марсельезу». Ритм энергичный, живой, призывный. Такими же должны быть слова.

Сакен начал сочинять.

Строфа показалась медленной, суховатой. Не о прошедшем должна идти речь, а о настоящем, грядущем.

«Да, кажется, стих обретает правильную интонацию», — подумал поэт.

Повествовательная часть стиха получилась, кажется, но никак не складывался припев. Каких только вариантов он ни делал — упругий маршевый ритм не давался. Он еще раз повторил русский текст. Даже стал переводить его, все напрасно. Хотелось напеть то, что написалось, но уже ночь, Габузовы сладко спят. Измученный, он лег в кровать. Не идет сон, в голове звучит мелодия «Марсельезы». Так и проворочался до утра.

Новый день принес новые заботы. Но Сакена одолевало одно-единственное желание — закончить стихотворение. Весь день он мысленно продолжал работать над припевом, хотя не имел и минуты свободной, чтобы присесть с ручкой. Весь день ходил, разговаривал. Желание скорее взяться за перо не покидало его.

Вечером дома, напевая «Марсельезу», Сакен наконец написал:

Прочитал и обрадовался. Пригласил Давида Артемовича послушать.

— Содержания не знаю, но ритмика и такт, по-моему, мелодии соответствуют. Лишних слогов мой слух что-то не уловил, — заключил Габузов.

Сакен облегченно вздохнул, как будто сбросил с плеч тяжелую ношу. Как же назвать эту песню? Долго ломал голову. Может быть, «Степной сокол», «Буйная наша молодость» или «Революционная»? Потом вспомнил, что стихотворение рождено по специальному заказу общества «Жас казах», почему бы так и не назвать его? А мелодия — «Марсельезы». Тогда, может быть, — «Жас казах Марсельеза»? На том и остановился. В переводе на русский язык это название имеет более широкий смысл — «Марсельеза казахской молодежи».

Наступили обыденные дни.

Утром — заседание исполкома. После обеда — заседание президиума Совдепа. Текущие вопросы, требующие незамедлительного решения. Вопрос о средствах на нужды просветительных учреждений особо волновал Сакена. От этого зависело очень многое. Но каждый член президиума стремился оживить и улучшить работу тех отраслей, за которые отвечал. Поэтому не обходилось без споров. Из мизерных средств Совдепа все же львиная доля была выделена народному комиссариату просвещения, возглавляемому Сакеном.

Самым большим и важным делом, которым занялся президиум, был вопрос о подготовке к созыву съезда Советов. Трехмесячные полномочия депутатов уже истекали. Решено было послать во все 48 волостей и в крупные населенные пункты политкомиссаров и инструкторов по проведению выборов в местные Советы и выдвижению делегатов на уездный съезд. Заседание длилось, но Сакен к шести часам должен был идти на собрание учителей города.

Еще утром к нему явились представители учительского общества — Вера Боярская и Галымжан Курмашев и передали официальное приглашение. Просили даже выступить. А это само по себе знаменательно. До сих пор общество не жаловало Советы своим расположением.

Ровно в назначенный час председатель правления учительского общества Колтунов открыл очередное собрание. В рабочий президиум избраны Колтунов, Сейфуллин, Нургаян Бекмухаметов. Выдвижение своей кандидатуры в президиум собрания Сакен расценивал двояко: как уважение к Совдепу, который он представлял, и как внимание к гостю. С докладом выступил Колтунов. Смысл того, что он говорил, сводился к следующему: учительское общество — демократическая организация, его цель — улучшить педагогическую и воспитательную работу в гимназиях и школах, улучшить материальное положение учителей. Увлечение политикой — личное дело каждого, это увлечение не должно отражаться на выполнении учителями своих основных обязанностей, то есть на занятиях в школах.

Сакен из доклада не уловил ничего конкретного и ясного. Подобные общие фразы Сакену были знакомы еще с периода Февральской революции, когда он состоял членом этого общества. Сдвига не видно.

Сакен задал докладчику вопрос:

— Аким Сидорович, скажите, пожалуйста, много ли учителей и наставников участвует в политической жизни города?

— Кроме Николая Павловича Горбачева, все преподаватели русских гимназий и училищ считают себя независимыми, то есть они вне политики… Что касается учителей казахских и татарских школ и медресе, то они почти все участвуют в общественной жизни. Это Нургаян Бекмухаметов, Жумабай Нуркин… Да стоит ли и перечислять их, когда они и так вам все известны.

Но Сакен наступал, засыпал вопросами.

— Можно ли считать, что данное собрание не имеет политической подоплеки?

Видимо, Колтунов не ожидал такого вопроса, ответ его был невразумительным. В зале начались оживленные разговоры и посыпались реплики.

— Хочу задать вам чисто практические вопросы, — не отступал Сакен. — Когда начнете экзамены в школах? Пригласили ли и будете ли приглашать представителя народного комиссариата просвещения?

Колтунов опять смешался. Этим воспользовался Красноштанов, известный акмолинский острослов.

— Я полностью поддерживаю мысли, высказанные Акимом Сидоровичем, — сказал он. — Наша жизнь и наша политика, если это можно считать политикой, — в обучении детей.

После Красноштанова выступили еще двое, но ничего определенного не сказали.