Турсунбек Какишев - Сакен Сейфуллин

«1. Объединить все казахско-киргизские молодежные организации.

2. Избрать Центральный Комитет.

3. Выделять в Центральный Комитет 15 процентов средств от всех поступлений.

4. Все организации должны придерживаться единой программы, единого названия. Съезд предлагает все молодежные организации в дальнейшем объединить под общим названием «Жас азамат» («Молодой гражданин»).

5. Издать газету от имени «Жас азамат».

6. Каждая организация должна выделить по 300 рублей в Центральный Комитет для организации периодического издания».

— Ой, Абдулла, ты растранжиришь все с трудом собранные нами деньги, — воскликнул Турысбек. Собравшиеся расхохотались.

— Туреке, не огорчайтесь, «Жас казах» ни копейки не даст, — улыбнулся Бакен.

— Мы отказались голосовать при выборе Центрального Комитета, — продолжал Абдулла. — Председателем Центрального Комитета был избран член организации «Умит» («Надежда») Газиз Мурзин, его заместителем — Гулия Досымбекова. Редактором газеты, которая должна выйти под названием «Жас азамат» («Молодой гражданин»), назначили Кеменгерова. Судя по их словам, она должна выходить вместо газеты «Уш жуз».

— Все это понятно. А что с Кольбаем Тогусовым? — спросил Сакен.

— Мой доклад на этом закончен. Теперь отвечу на вопросы, — шутливо заговорил Абдулла. — Разговор вокруг Кольбая — это длинная история. Кое-что узнали через газеты. Плуты «Алаша» предприняли всякие хитроумные действия. Заранее, оказывается, «бирликовскими» молодчиками был подготовлен доклад Е. Полюдова — бывшего офицера сибирского казачьего войска, ныне он возглавляет Совет казачьих депутатов. Руководители «Уш жуза» — Мукан Айтпенов, Шаймерден, Кольбай — не сумели найти общего языка. В этом тоже не последнюю роль играли алашские плуты. Организовав внутренний раскол, вражду между ними, подключили в это дело Полюдова. В результате Кольбай был арестован. Но перед моим отъездом Западносибирский Совет еще раз вернулся к делу Кольбая. Слыхал у Жанайдара, что Кольбай может быть оправдан. [34] 11 мая 1918 года президиум комитета Западносибирских Советов принял такое постановление: «Дело Тогусова. Ввиду того, что возводимые обвинения в значительной мере не подтвердились и что поднявший дело Полюдов определенных материалов для обвинения не представил, постановляется: на одном из ближайших заседаний президиума заслушать дополнительные объяснения Полюдова по этому делу». Президиум комитета к делу Кольбая не вернулся. После мятежа чехословаков Советская власть в Омске пала, и Кольбай оказался у Колчака, который обвинил его в поддержке Советской власти. Во время восстания большевиков в декабре 1918 года он вместе с Шаймерденом сбежал из тюрьмы и прятался среди казахов. Но здесь его схватили палачи «Алаша» и передали Колику. Есть врачебное заключение о том, что он умер в тюрьме от тифа. Но есть и слухи о том, что он расстрелян.

— Есть еще вопросы к Абдулле? — спросил Сакен, оглядывая всех.

— А что слышно в Омске о новостях из Москвы? — спросил Бакен.

— Вы расспрашиваете меня, как будто я побывал в Мекке. Ведь из газет ясно представляется общее положение. Говори не говори, но опасность есть. Со всех сторон окружают нечистые силы Советскую власть. Разве не известно, что интервенты помогают внутренней реакции? — закончил Абдулла.

— Товарищи, своими вопросами мы кое-что выяснили, — Сакен решил подвести итоги заседания. — Вы прекрасно знаете, что контрреволюционеры и интервенты, помогая друг другу, пытаются свергнуть Советскую власть. Часто стали теперь попадаться в газетах слова «белые» и «красные». На Украине — рада, на Дону — Каледин, На Урале — Дутов уже начали войну. Наша Красная Армия дает им отпор. Но мы, записавшись в ряды Красной гвардии, ограничились одним-двумя занятиями, а тактикой еще и не занимались. А ведь не так просто старое уступает свое место новому. Пусть завтра на Совдепе Абдулла выступит еще раз с докладом. Мы должны быть готовы ко всему, — закончил он свою мысль.

После завершения учебного года Сакен перешел на другую квартиру — перебрался в восточную часть города, что на берегах реки Иншма. Очень живописное место. Вернувшись с заседания, на котором делал свое сообщение Абдулла, Сакен долго еще сидел за письменным столом, погрузившись в книгу. Проснулся поздно. Собирался завтракать, как вдруг хозяйский сынишка вбежал в комнату, запыхавшись, и сообщил:

— В казачьей станице собираются люди с винтовками и саблями. Хотят арестовать всех, потому что в Омске и Петропавловске Совдепа уже нет!

«Пришлось, — рассказывает Сакен, — послать мальчишку разузнать как следует еще раз, о чем же все-таки идет речь. Вскоре он прибежал обратно:

— Они заняли Совдеп, арестовали Бочока, Монина, Павлова. Конные казаки окружили дом Кубрина, где находятся красноармейцы.

Пока мальчишка тараторил о происходящем, пришел джигит Карим, член «Жас казаха», сообщил то же самое и посоветовал:

— Ты должен скорее бежать!

Вслед за ним поспешно вошел казах-рабочий, член Совдепа Вилял Тналин и поддержал товарища:

— Да, дорогой мой, нужно поскорее скрыться. Тебя будут искать!

Подошли еще два товарища и единодушно высказались, что мне действительно надо бежать как можно скорее.

Хозяйский мальчишка вскоре принес свежие новости:

— Казаки арестовали уже четверых или шестерых. Кричат, что арестуют всех членов Совдепа!

На улицах полным-полно народу — и конных, и пеших. Шарип Ялымов на коне громко кричит собравшимся: «Сакена надо арестовать и Абдуллу!»

Отовсюду доносится треск ружейных выстрелов.

Товарищи настойчиво предлагали спрятаться.

— Как же я могу оставить своих в беде! Какими глазами посмотрю на них завтра, если сегодня позорно сбегу! — воскликнул я…»

Во двор ворвались шестеро вооруженных молодчиков. Сакен схватился за наган. Кто-то сзади полоснул плеткой, вырвал из рук оружие.

Верховые взяли Сакена под камчу. [35] Камча — кнут.

«День ясный и теплый. Трескучие винтовочные выстрелы напоминают звук палочных ударов по высушенной шкуре. Пыль стоит столбом. Не прекращается людской гомон. И весь этот гул, сливаясь воедино, создает впечатление, будто по улицам мечется стадо коров, спасающихся от злых оводов.

Одни кричат лишь бы покричать, не показаться тише других. Другие заняты делом — ищут большевиков. А третьи мечутся в панике и страхе — как бы не угодить под шальную пулю…

Наконец пригнали меня в казачью станицу… Суматоха невероятная. Здесь и казахи, и татары, и русские — от мала до велика. Женщины, дети… Народ возбужден, гудит и колышется, как морская волна. Взад-вперед скачут всадники, отовсюду раздаются винтовочные выстрелы. Треск, грохот, шум, пыль — ничего не разберешь! Обезумевшая толпа орет, проклинает большевиков; увидев меня под конвоем, ринулась навстречу. Каждый старался дотянуться до моего лица, ударить чем попало. А кто не мог выместить злобу на мне, толкал своих же. До моего слуха доносятся слова: «Проходимец… Гяур! Безбожник!..»