Владислав Лебедько - Хpоники российской Саньясы. Том 1

Последнее время в этих штучках тоже нет необходимости. Я рассказываю в том же состоянии, что и живу, и рассказываю по сути о том, чем живу и к чему устремляюсь. А если лектор соответствует тому, о чем он говорит, — состояние восприятия слушающих изменяется: они как бы «подтягиваются» к тем глубоким темам, о которых толкует рассказчик, внимание их предельно обостряется. Равнодушных в таких случаях не бывает.

Постепенно приоткрывались мне механизмы создания учебных ситуаций, — и для себя и для других, — у кого есть на это Запрос. Описать это словами почти невозможно, да и не нужно. Основное в этом деле — умение точно «увидеть» Запрос и соединение позиций Игры и Любви. Первый симптом, что что-то не так, это когда из внимания уходит позиция Любви. Тогда есть шанс соскочить на манипуляторство, а зачем это нужно? Хотя, мне понадобилось много времени, чтобы увидеть, что без Любви Игра и не Игра вовсе, а так, — дешевая рисовка…

Еще несколько историй в стиле «русский Дзен»:

Однажды, в летнем лагере девяносто восьмого года, я возвратился в свою комнату после вечерней практики. А перед практикой Петр говорил о точности словесных формулировок и ответственности за свои слова. Так вот, возвратившись к себе, я вознамерился немного отдохнуть, а потом попить чайку. Обитали мы в двухэтажном доме, — я и еще трое ребят жили на втором этаже, а Виталик Котиков и Игорь Таболов, — мои друзья, тоже методисты, — на первом. И вот, только я прилег отдохнуть, как заходит Таболов:

— Дай кипятильник.

— Только на десять минут! Потом я сам собираюсь пить чай.

— Ладно, принесем:

Проходит пятнадцать минут, двадцать, — ни Таболова, ни кипятильника. А слышимость в домике отличная: к Виталику с Игорем на первый этаж пришли еще ребята, — про меня забыли и все кипятят и кипятят чай для вновь пришедших: Сильно стучу по полу — напоминаю. Снизу слышен голос Таболова:

— Блин, Влад запарил! Если спустится за кипятильником, — возьму его за яйца!

Сказал, конечно, метафорически. Я же спускаюсь вниз, вхожу к ним в комнату и спускаю штаны:

— Ну что, Игорь, — отвечаешь за слова?

В то же лето, поздним вечером, в нашей комнате. Укладываемся спать. Леша Макаров рассказывает какой-то анекдот, употребляя пару крепких выражений. Выражения эти вызывают «праведное» возмущение Коли Меркина. Сам Коля вообще никогда не употреблял ненормативной лексики: по его мнению, это сильно «опускает сознание». Начинается спор, в который включается вся комната, кроме «виновника» — Макарова, который завернулся в одеяло и, казалось, задремал. Коле пытаются объяснить, что крепкие выражения далеко не всегда являются грубым и похабным сквернословием, а будучи произнесены особым образом, точно, как ничто другое, передают глубину некоторых переживаний. Коля не унимается и долго педантично гнет свою линию. Все уже замолчали, а он продолжает «лекцию». Тут из под одеяла показывается зевающий Леша Макаров:

— Слушай, Коля, — не еби мозгу!

Через пару дней Коля уже сам пару раз был замечен в точном, емком и крепком выражении глубоких чувств…

Мой друг и ученик Школы Сережа Сакович пришел в группу семь лет назад. Тогда он был в звании подполковника и работал преподавателем военной кафедры одного из ВУЗов Питера. И вот, в одной из первых консультаций ему дали практику: «Цикличный бег». Это сильная и многогранная техника, но на вид очень простая и, для непосвященного глаза смешная: идет чередование бега и заниженной ходьбы в определенной пропорции (пропорция для каждого своя, но циклы небольшие — от десяти до пятидесяти шагов). Заниженная ходьба выглядит очень странно: многие прохожие оборачиваются в недоумении. А Сергей жил в Ломоносове и, обычно, возвращался с работы через парк. И он решил экономить время, выполняя «Цикличный бег» прямо по пути с работы. Возвращался он поздно, и первые несколько дней никто ему в парке не попадался. А тут, вдруг, видит Сергей, что обгоняет его человек, и так очень опасливо косится. Можно себе представить: подполковник в фуражке и при погонах идет вприсядку по ночному парку! Прохожий прибавил скорости. А тут, как раз, у Сергея закончилась фаза заниженной ходьбы и ему нужно переходить на бег. Он и побежал, невольно догоняя прохожего. Тот, — бедолага, припустил, что есть мочи. Сакович — добрая душа, кричит ему вслед:

— Не бойтесь! Я вас не трону!

Где там…

И, наконец, такой прикол: едем с ребятами в электричке: каждую минуту входят «коммивояжеры», к которым все привыкли, так же как и к легкому фону раздражения на них:

— Прошу прощения за очередное беспокойство! Предлагаю вам:

Осталась одна остановка до вокзала. Встаем и направляемся в соседний вагон. Открыли двери, встали. Я откашлялся, привлекая внимание: вагон притих. Тщательно чеканю каждое слово:

— Уважаемые господа! Просим прощения за очередной раз доставленное вам беспокойство!

Под гробовое молчание публики следуем в другой конец вагона. Там оборачиваемся, подмигиваем и выходим.

Многие глаза засветились. Были и улыбки понимания. Дай Бог, если хоть чье-то автоматическое восприятие чуть-чуть «разомкнулось»!

Разгильдяйство в работе с людьми, на мой взгляд, одна из отличительных черт Российских «целителей». Не обошла стороной эта доля и меня. Пройдя еще до ПсихФака достаточно разнообразный, в этом отношении, Путь и как пациент, и как ученик, я, еще не имея Университетских «корочек», начал активно практиковать, как психотерапевт, чувствуя себя достаточно «крутым». Шел девяносто первый год: только что появились газеты бесплатных объявлений, и я был одним из первых, кто начал помещать туда регулярную рекламу. Пациентов было много, я брался лечить всех, кто бы ни приходил и с какими бы проблемами не обращался: будь то семейные неурядицы, язва желудка, фобия, депрессия, шизофрения: Во мне жила потрясающая уверенность в своих силах и в том, что любые проблемы разрешимы. Продолжалось все это безобразие года два — три, пока, наконец, Петр не предложил мне временно отойти от активного вмешательства в чужие жизни, что я и сделал, естественно, не без неких внутренних «ломок». Потом уже, через несколько лет, я снова вернулся к консультированию, но уже с совершенно иных позиций. Но, что интересно: в те лихие годы, интуитивно опираясь на свой богатый опыт пациента, я, несмотря на отъявленное разгильдяйство, не успел кому-нибудь сильно навредить, напротив именно это качество позволило мне даже принести, в ряде случаев, некоторую пользу. Не могу это приписать ни чему иному, как только везению и провидению, которые мне сопутствуют. Далее я приведу несколько примеров типично разгильдяйской терапии, приведшей к довольно сносным результатам: