Борис Соколов - Неизвестный Жуков: портрет без ретуши в зеркале эпохи

Потери же Красной Армии в Берлинской операции, вопреки утверждению Жукова, были, как всегда, не меньше, а больше немецких. Официальные советские данные, приведенные в книге «Гриф секретности снят», говорят о безвозвратных потерях в 81 тысячу человек, главным образом убитыми, поскольку пленных немцы тогда практически не брали. Однако мы уже знаем, что этот источник значительно занижает истинный размер советских потерь. Даже в «Краткой истории Великой Отечественной войны» цифра советских безвозвратных потерь в Берлинской операции более высокая — 102 тысячи человек. Но участники боев за Берлин дают совсем иные цифры. Так, бывший командующий 3-й армии 1-го Белорусского фронта генерал армии А.В. Горбатов в беседе с критиком и писателем Владимиром Лакшиным утверждал, что общие потери советских войск в Берлинской операции убитыми превышали 200 тысяч человек, что больше походит на правду и явно превышает немецкие потери погибшими. Хотя, конечно, суммарные потери у вермахта убитыми и пленными были больше советских. Но ведь всего через несколько дней закончилась война, и у немецких солдат и офицеров был выбор только между англо-американским и советским пленом (большинство выбирало первое). А у тех, кто оказался далеко в тылу Красной Армии, и такого выбора не было.

В Берлинской операции Жуков впервые применил танковые армии непосредственно для прорыва сильно укрепленной полосы обороны, что привело к большим потерям бронетехники. Позднее они с Коневым ввели танковые армии в Берлин, где много танков сгорело в уличных боях, не оказав существенного влияния на их исход. Когда в конце 1994 — начале 1995 года российская армия попробовала применить жуковский опыт при штурме Грозного, это привело, как известно, к катастрофическим результатам. Ведь в городе танк весьма уязвим для противотанкового оружия ближнего боя, и для его прикрытия приходится привлекать неоправданно много бойцов пехоты: иначе машину быстро уничтожат.

Нередко ссылаются на то, что перед Жуковым было больше неприятельских войск, чем черед Коневым, оттого-де и 1-й Белорусский фронт двигался к Берлину медленнее 1-го Украинского. Но при этом забывают, что сил и средств у Жукова также было почти в два раза больше, чем у Конева.

Сталин не критиковал Жукова за большие жертвы в битве за Берлин, равно как и в других операциях. Победа все списала. И Иосиф Виссарионович поручил своему заместителю почетную роль: принять германскую капитуляцию в берлинском пригороде Карлсхорсте. Правда, еще 7 мая такая капитуляция была подписана генералом Йодлем в ставке Эйзенхауэра в Реймсе. Однако Сталин был недоволен, что с советской стороны капитуляцию подписало слишком незначительное лицо — начальник советской военной миссии в Реймсе генерал И.А. Суслопаров. Кроме того, подписание капитуляции в штабе западных союзников могло быть истолковано как признание их решающего вклада в победу. Поэтому Сталин, признав юридическую силу Реймсской капитуляции, потребовал повторить ее в Берлине, который должен был перейти под совместный контроль СССР, США, Англии и Франции. Для церемонии подписания было выбрано помещение инженерно-саперного училища — одно из немногих уцелевших зданий в Карлсхорсте. В самом Берлине подходящее здание после союзных бомбежек и уличных боев найти так и не удалось.

Жуков так описал в мемуарах, возможно, самое памятное событие его жизни, происшедшее в ночь с 8-го на 9-е мая 1945 года: «Как мы условились заранее, в 23 часа 45 минут Теддер, Спаатс и Латр де Тассиньи, представители от союзного командования, А.Я. Вышинский, К.Ф. Телегин, В.Д. Соколовский и другие собрались у меня в кабинете, находившемся рядом с залом, где должно было состояться подписание немцами акта безоговорочной капитуляции. Ровно в 24 часа мы вошли в зал. Начиналось 9 мая 1945 года…

Все сели за стол. Он стоял у стены, на которой были прикреплены государственные флаги Советского Союза, США, Англии, Франции…

— Мы, представители Верховного Главнокомандования Советских Вооруженных Сил и Верховного командования союзных войск, — заявил я, открывая заседание, — уполномочены правительствами стран Антигитлеровской коалиции принять безоговорочную капитуляцию Германии от немецкого военного командования. Пригласите в зал представителей немецкого главного командования…

Первым, не спеша и стараясь сохранить видимое спокойствие, переступил порог генерал-фельдмаршал Кейтель… Выше среднего роста, в парадной форме, подтянут. Он поднял руку со своим фельдмаршальским жезлом вверх, приветствуя представителей Верховного командования советских и союзных войск. За Кейтелем появился генерал-полковник Штумпф (от люфтваффе. — Б. С.). Невысокий, глаза полны злобы и бессилия. Одновременно вошел адмирал флота фон Фридебург, казавшийся преждевременно состарившимся. Немцам было предложено сесть за отдельный стол, который специально для них был поставлен недалеко от входа…

Я обратился к немецкой делегации:

— Имеете ли вы на руках акт безоговорочной капитуляции Германии, изучили ли его и имеете ли полномочия подписать этот акт?

Вопрос мой на английском языке повторил главный маршал авиации Теддер.

— Да, изучили и готовы подписать его, — приглушенным голосом ответил генерал-фельдмаршал Кейтель, передавая нам документ, подписанный гросс-адмиралом Дёницем. В документе значилось, что Кейтель, фон Фридебург и Штумпф уполномочены подписать акт безоговорочной капитуляции… Встав, я сказал:

— Предлагаю немецкой делегации подойти сюда, к столу.

Здесь вы подпишете акт безоговорочной капитуляции Германии».

После подписания акта Жуков предложил немецкой делегации покинуть зал. А для победителей — генералов и офицеров советских и союзных войск — начался банкет, который, по признанию Георгия Константиновича, «прошел с большим подъемом»: «Обед удался на славу! Наши хозяйственники во главе с начальником тыла генерал-лейтенантом Н.А. Антипенко и шеф-поваром В.М. Петровым приготовили отличный стол, который имел большой успех у наших гостей. Открыв банкет, я предложил тост за победу стран Антигитлеровской коалиции над фашистской Германией. Затем выступил маршал А. Теддер, за ним Ж. Латр де Тассиньи и генерал К. Спаатс. После них выступали советские генералы… Помню, говорилось много, душевно и выражалось большое желание укрепить навсегда дружеские отношения между странами антифашистской коалиции… Праздничный ужин закончился утром песнями и плясками (Георгий Константинович не знал, как окрестить ночную трапезу: то ли обедом, из-за обилия подаваемых блюд, то ли ужином, из-за позднего времени; можно было бы еще и завтраком назвать, раз закончили все равно на рассвете. — Б. С.). Вне конкуренции плясали советские генералы. Я тоже не удержался и, вспомнив свою юность, сплясал „русскую“. Расходились и разъезжались под звуки канонады, которая производилась из всех видов оружия по случаю победы».