Анатолий Чупринский - Маленькие повести о великих художниках

До последнего дня жизни этой стремительной походкой он будет выделяться в толпе любого города. Вятки, Петербурга, Москвы…

— Надо тебя со Слюнкиной познакомить! — неожиданно заявил на очередной встрече Трапицын.

— Зачем? — недоуменно спросил Виктор.

— Хозяйка писательница, красавица. Что само по себе уже… А потом. У нее такие люди собираются! Сплошь либералы!

Трапицын почему-то от восторга даже руки потирал.

— Вы семинарист? Значит, веруете?

— Я верую. — ответил Виктор.

Его допрашивала молодая красивая девушка. Хозяйка квартиры. Глаз не поднимала, перекладывала на столе свою рукопись. Виктор и Трапицын слегка опоздали, читка уже началась. Было неудобно. Все-таки, хозяйка известная писательница.

Вдруг раздался из угла протяжный и довольно противный голос.

Виктор обернулся, посмотрел на читавшего подобное. В ответ на него вызывающе вытаращился смешливый, ехидный тип с зелеными кошачьими глазами. Явно ждал ответа.

— Если вы веруете во что-то дурное, я лучше уйду! — твердо ответил Виктор.

Хозяйка поднялась из-за стола и медленно подошла к Виктору. Протянула руку. Виктор взял руку и не знал, что с ней делать. Поцеловать или что? Просто пожать.

— Меня зовут Мария Егоровна.

— Виктор. Васнецов.

— Не обращайте на них внимания. — девушка небрежно кивнула в сторону гостей. — Они скучные. А вы, кажется, нет.

Но ее опять прервали. Опять тот тип, который сидел в углу, разразился цитатой:

Довольный собой, откинулся на спинку дивана, закинул ногу на ногу. И опять вызывающе вытаращился на Васнецова.

Спас положение Трапицын.

— Васнецов! — воскликнул он каким-то торжественным и даже официальным голосом. — Нарисуй портрет Марии Егоровны. Ведь грех не запечатлеть такую красоту!

— Я… не знаю, — пробормотал Виктор.

— А если я сама попрошу вас? — спросила хозяйка.

— Сложно.

— Чем же? — удивленно настаивала Мария Слюнкина.

— Да тем, что красавица! — вставил Трапицын.

Опять по гостиной смех, смех. Какой-то нехороший, злой.

— Да, нет. Дело в том… Возможно я бы и рискнул. Но ваше лицо знать надо. Много смотреть надо.

— Так бывайте у меня! — строго сказала Мария. И жестом прервала смех своих друзей.

— Мне нужно смотреть на вас, когда вы одни. — искренне и просто ответил Виктор.

В тот вечер Виктор ненадолго задержался в веселой компании. Не понравились они ему. Все, поголовно.

«Они против Царя. А всякая власть от Бога. Они, кажется, и против Бога. Нет, нет…» — покачивая головой, обегая лужи, в избытке разбросанные по всей Вятке, шептал Виктор.

Впоследствии он довольно часто вспоминал чистую и светлую квартиру Марии Слюнкиной. Но ее гости были явно «не богатыри». «Скоморошьего» духа в той квартире не было и в помине. В ней витал другой дух, либерализма. А к либералам Виктор инстинктивно относился настороженно. С подозрением.

В одно прекрасное утро в семинарию влетел взмыленный архиерейских служка. Потный и испуганный.

— Васнецов! Забирай все, что намалевать успел и бегом! Бегом к Самому! Немедля требует!

Виктор не на шутку испугался. Наказать хотят? За что? Из рисунков отбирал самые лучшие. Служка подгонял, приплясывал на месте от нетерпения.

— Скорей, ради Бога! Он опозданий не терпит!

До архиереевских покоев оба вприскочку рысью шпарили. Обгоняя редкие коляски с лошадьми.

У архиепископа лицо сухое, морщинистое. А глаза молодые и лучистые. В самых их уголках даже «скоморошинки» прыгают. Или так только кажется.

— Кладите рисунки прямо на пол. Удобнее будет.

Виктор послушно разложил рисунки на полу вдоль стены. В порядке очередности написания.

Архиепископ медленно идет вдоль ряда. Наклонятся, внимательно разглядывает. Вокруг толпятся священники рангом пониже. Но смотрят не на рисунки, на Самого.

— Выразительно. А вот этот печальный ангел, думаю, надолго в памяти останется.

— Лепо, владыко! Лепо! — хором запели священники.

Архиепископ долго и внимательно смотрел в глаза Виктору. Неожиданно вынул из кармана глиняную свистульку, что мастерят бабы в Дымковской слободе.

— Скажите, молодой человек. Что вы думаете по этому поводу? Откуда в простой бабе чувство меры, ритма, цвета?

— Думаю… — неожиданно для себя хриплым голосом ответил Виктор. — … все это от радости, от сказки.

— Вам поручается расписать новый храм. — медленно и спокойно сказал архиепископ. — Не одному, разумеется! Будете под началом у прекрасного художника, мастера. А потом… Поглядим потом.

— Подойди под благословение! — шепнули Виктору.

— С Богом, Васнецов! С Богом! — сдержанно молвил архиепископ.

Кивнул кому-то из окружения. Ему тут же подали большую книгу. В руках архиепископа оказалось прекрасное издание «Слово о полку Игорева».

— Не читывали?

Виктор отрицательно помотал головой.

— Завидую завистью лютою. Вам предстоит прикоснуться к непревзойденной красоте слова. «Дети бисови кликом поля перегородиша!». Это подумать только! — Архиепископ даже руками всплеснул. — Дети кликом поля перегородиша!

Васнецов во все глаза на архиепископа смотрит. А от того, как от иконы, свет золотистый исходит. Свет радости.

Радостный и восторженным уходил семинарист Васнецов от архиепископа. Как бы зараженный его золотистым свечением. Шел по Вятке медленно, рассеянно глядя куда-то вперед… Впервые в жизни шел медленно, не торопясь.

Будто боялся расплескать переполнявшее его.

Но уже через день навалилось иное состояние, иное самочувствие. Горбом своим ощутил, что это за каторжный труд, художество.

До судорог сводит мышцы на спине, рука просто немеет от постоянного напряжения, глаза слезятся. Кажется, мешки на баржу таскать и то легче, нежели за кисточку с утра до вечера держаться.

Засыпал мгновенно, будто в темную яму проваливался. Зато просыпался с радостью в душе необыкновенной. Петь хотелось и кричать на весь свет. По пути в собор, казалось, чуть оттолкнись от земли и полетишь. Полетишь…

Книги, книги, чтение. Рисунки, рисунки, учеба. Как-то вовсе незаметно детство перетекло в отрочество. А оно, в свою очередь, преобразилось в юность.

Время, особенно в ранние годы, не просто стремительно течет. Галопом скачет, будто тройка обезумевших от свободы лошадей. Вырвались во чисто поле и мчат, все дальше и дальше…

А что там впереди? Бог ведает.

Перемены всегда сваливались на Виктора неожиданно. Только потом, задним числом осознавал. Отнюдь Ненеожиданно. Все закономерно. Одно тянет за собой другое. Одно вытекает из другого.