Анатолий Чупринский - Маленькие повести о великих художниках

В один из дней вызвал к себе в кабинет Ректор. Тот самый, с глазами, в которых большая тайна светилась.

Сказал уж вовсе неожиданное:

— Подготовка к священному сану, дело благое. Но священников и без вас на Руси много. А Рублев один. У вас дар, юноша. Им пренебрегать никак нельзя. Вам в Петербург надо в Академию художеств. Если закопаете свой дар в землю, рано или поздно, ожесточитесь. И священника путного из вас не выйдет. Подумайте об этом. Если решитесь, поезжайте. Только разрешение у батюшки спросите. Без родительского благославения никакого дела начинать не следует.

Замолчал и к окну отвернулся. Видимо, самому нелегко было подобные слова произнести.

— Я готов благославить вас на стезю живописца. Только прежде посоветуйтесь с отцом. Его слово решающее.

Ничего больше не сказал Ректор. Даже и не смотрел на Виктора. Что-то за окном разглядывал. А что за окном? Чистое поле, да дорога до самого горизонта тянется.

Дорога до Петербурга была бесконечно долгой. Из Вятки пароходом по Каме, по Волге до самого Нижнего Новгорода. Потом по железной дороге до Москвы. Подъезжая в стоглавой, все в окно выглядывал, надеялся Кремль увидеть. Не разглядел.

С пересадкой очень удачно получилось. Приехал на Казанский, а Николаевский вокзал прямо через дорогу. Времени до отхода было достаточно, но с вокзала не уходил. Боялся поезд пропустить. Билет купил и до самого отхода в вагоне просидел.

До Петербурга доехал и дорогу в Академию без труда нашел. Спасибо учителю рисования, Николаю Александровичу. Тот на словах не раз объяснял, как найти. И даже на бумажке нарисовал. Через Невский проспект, через мост по набережной. Там и она, Академия.

В самой Академии тоже не заблудился. Хотя и немудрено было. Коридоры, лестницы, все равно что город. Люди добрые помогли. Подошли, расспросили, откуда? Где остановился? Провели, нужную дверь указали. И даже адрес дали, где дешевые комнаты сдают.

В Академии, оказалось, отнюдь не звери кругом. И неслучайно. Ведь само имя — Академия художеств! — звучало как… Его Императорское величество!

Подлинное счастье густым туманом обволокло Виктора Васнецова. В тот день на жесткой койке в убогой каморке долго уснуть не мог.

В Петербурге все быстрее, поспешнее, нежели в Вятке. А уж о Рябове и говорить нечего. Экипажи, коляски несутся по Невскому, будто на пожар. Прохожие на улицах, в переулках бегают, будто наводнение надвигается. Даже швейцары у парадных дверей и те спокойно стоять не могут, пританцовывают, притоптывают.

В Петербурге и дыхание-то перевести некогда. Поразмыслить, подумать. Оценить окружающее и свое место в нем.

Экзамен в Академию Виктор «с треском» провалил. Вернее, почему-то решил, будто провалил. Никакого «треска» и в помине не было. По ошибке в списки принятых внести забыли. А он по природной застенчивости, постеснялся в ректорат зайти, поинтересоваться. Выяснилась эта нелепость только через год… Но и тут не пропал. Добрые люди посоветовали на курсы к Крамскому пойти. При обществе поощрения художников. Стало быть, Судьба!

Сам Крамской оказался довольно невзрачным человеком. И одет был как-то невыразительно. Но с момента его появления в мастерской тут же возникала приподнятая атмосфера.

Виктор про себя отметил, что «не очень-то он скоморох», но созидательная энергия в этом человеке била через край. Хоть он и голоса никогда не повышал. И руками не размахивал.

Птица-Тройка Времени несется вперед и вперед. Бешено скачут кони. Искры летят из-под копыт. Новые лица, друзья, знакомства…

— Висницо-ов плишо-ол! — радостно приплясывают и кричат дети генерала Ильина на пороге классной комнаты, где обычно учителя дают им уроки. Виктор, улыбаясь, быстро снимает пальто.

— Висницов, милый! Что сегодня рисовать будем?

— Помните Пушкина?

— Лукомолье… оно какое? — строго спрашивает младший Коля.

— Ах, замечательно! — хлопает в ладоши старшая Машенька.

Из всех многочисленных учеников, дети генерала Ильина самые воспитанные, самые послушные, почти «маленькие скоморошки».

В этой семье Васнецов чувствует себя, как среди родных.

Уже работа сама ищет художника. Наделенный от природы даром простоты, Васнецов теперь нарасхват в популярных журналах. Ему заказывают сразу две азбуки. «Солдатскую» и «Народную».

В первой более тридцати рисунков, во второй около пятидесяти. И каждый прост, выразителен, незатейлив. Успех азбук продолжителен и постоянен.

«Солдатская» за восемнадцать лет будет напечатана в тридцати тиражах. «Народная» за двадцать лет в двадцати пяти. Если только представить, сколько людей, всех сословий, учились в детстве грамоте по рисункам художника, голова может закружиться от их неимоверного количества.

Судьба всегда одной рукой одаривает, другой отбирает. Из Рябово пришла горестная весть, скончался отец. Всего на полтора года пережил матушку. Стало быть, все младшие братья, как ни верти, остаются сиротами. Естественно, Виктор помчался в родной дом. Теперь вся ответственность на нем.

По пути не удержался, забежал в Вятке в местный музей. Посмотреть, что нового. Еще десяток лет назад музей организовал просвещенный вятский человек, Петр Алябьев. Минералы, гербарии, чучела. В семинарский период Васнецов был постоянным посетителем.

Едва переступил порог, к нему на грудь кинулся какой-то вовсе незнакомый ошалелый тип.

— Васнецов! Знаменитость вы наша, вятская!

Рядом в зале весело засмеялись две симпатичные девушки. Виктор как мог попытался отделаться от незнакомца.

— Помилуйте! Какая я знаменитость?

— Как же! — восторгался тип, пытаясь обнять Виктора. — Мы тоже не лаптем щи хлебаем. Видели ваши рисунки в журналах…

Девушки продолжали смеяться. Тип решительно напирал:

— Вот что, Васнецов! Предлагаю договор. Вы прославляете наш край, вятский. Мы сооружаем вам памятник. По подписке.

Виктор совсем окаменел, как минерал, от такой глупости.

— Идите к нам! — весело позвала румяная девушка со строгими глазами. — Мы вас спасем.

Васнецов решительно направился к девушкам. Энергичный тип, как и следовало ожидать, за ним не последовал.

— Вы кто, писатель? — спросила та, что со строгими глазами.

— Пытаюсь рисовать…

— Вот и напишите портрет моей подруги! — вмешалась другая, смешливая с ямочками на щеках.

— Вот и напишу! — неожиданно для себя заявил Виктор.

По крохотным залам музея протискивались уже втроем.

— Как меня зовут, вам знать не очень-то интересно! — продолжала та, что с ямочками. — А вот ее…

— Александра Владимировна! — строго сказала девушка со строгими глазами. И еще строже добавила. — Рязанцева!