Джимми Коллинз - Летчик испытатель

Таким образом мне удалось подняться до шести тысяч футов. Не знаю уж в который раз я следил за паром в расчете добраться до Питсбурга, прежде чем выкипит вся вода, когда увидел, что из расширительного бачка поднимается белый дымок. Вода кончилась, и на стенках цилиндра горело масло.

Я выключил мотор. Благодаря скорости планирования, пропеллер вращался, как крыло ветряной мельницы. Я наметил место для посадки и начал разговаривать сам с собой: «Спокойнее, сделай круг — Не проскочи площадку — Не упускай ее из виду — Ты проскакиваешь — Скользни — Не слишком — Опять проскакиваешь — Нажми на рычаг — Мотор включен — Выключи его — Следи за деревьями — Теперь забор — Ты слишком медлишь — Пусть падает — Площадка мала — Земля — Следи за тем, как катишься — Если можешь, развернись на земле — Не выходит — Посадка удалась». Я всегда так разговариваю сам с собою во время вынужденной посадки.

Не помню, сколько воды я набрал, но помню, что когда я снизился, в моторе была только одна пинта [8] Пинта — 0,568 литра. Прим. перев. . Но мотор не сгорел, — своими осторожными эволюциями я спас его.

Долив воды, я снова поднялся и пролетел Питсбург, Акрон, Кливленд и Толедо с парившим, но не совсем сухим мотором. У меня, вероятно, прибавилось несколько седых волос, пока я, наконец, добрался до Селфриджа, но все остальное было в полном порядке.

Одному моему другу пришлось прошлым летом производить аэрофотосъемку. Для этой цели ему предстояло подняться на высоту в двадцать тысяч футов. Летчики по-разному переносят высоту, мой же друг еще не знал, какую высоту он может выдержать: он никогда не летал так высоко. На всякий случай он решил взять с собой кислород.

Механик принес баллон с кислородом, и он полетел. На высоте в восемнадцать тысяч футов у него сильно закружилась голова. Он вытащил шланг, взял его в рот, отвернул вентиль и сделал глубокий вдох. Ему не слышно было, как шипит выходящий из баллона кислород, потому что звук заглушался шумом мотора.

Он мгновенно почувствовал бодрость. Небо прояснилось, все вокруг просветлело, и он поднялся до высоты в двадцать тысяч футов. Временами, чувствуя себя хуже, он наклонялся, делал опять глубокий вдох, и снова на некоторое время чувствовал себя прекрасно.

Он ничего не сказал своему механику, но спустя несколько дней механик сам решил, что в баллоне, вероятно, мало кислорода и что скоро понадобится другой. Он решил запасти его заблаговременно, чтобы кислород не кончился во время полета.

Механик принес новый баллон и решил проверить его, прежде чем снести на самолет. Он открыл вентиль, но никакого действия. Баллон был пуст.

Механик вернулся с баллоном обратно в ангар и там обнаружил, что и предыдущий баллон, с которым летал мой друг, был взят из того же ящика и был также совершенно пуст.

Он достал полный баллон, снес его на самолет, но об этом ни словом не обмолвился. Мой друг рассказывал, что когда он в следующий раз вдохнул уже настоящий кислород, его чуть не выбило из сиденья.

В течение нескольких недель я испытывал самолеты «Меркюри-Шикк», вводя их в штопор на хорошо рассчитанной, безопасной высоте. Но в конце концов я сделал штопор с высоты приблизительно трех футов. Конечно, я при этом разбил машину. Я превратил ее в груду обломков.

В этот день дул сильный и очень порывистый ветер. Когда я разгонял самолет для взлета, ветер дул мне в хвост. На самолете не было тормозов. Он был очень легок и, вдобавок, имел высокорасположенные крылья. У таких самолетов при ветре передняя часть всегда перевешивает.

Ветер мешал мне взлететь, и я решил действовать иначе. Мне следовало позвать механиков, чтобы они помогли мне, но в этот день я не то возгордился, не то заупрямился, — сам не знаю, что со мной сталось.

Я прибег к некоторому стратегическому приему. Я ставил самолет по ветру и, когда ветер поворачивал его, давал самолету поворачиваться до тех пор, пока он не становился почти против ветра. Затем я включал мотор и пытался взлететь. Иными словами — усиливал вредное действие ветра, вместо того чтобы ослаблять его. Я помогал ветру, вместо того чтобы бороться с ним, рассчитывая, что в конце концов ветер поможет мне взлететь.

Дело шло прекрасно, как вдруг резким порывом ветра подхватило правое крыло самолета. Самолет начал потихоньку подыматься, я же думал, что поднимется только конец крыла. Ветер рванул сильнее и разрешил все мои сомнения. Он оторвал самолет от земли, перевернул его и буквально швырнул на землю.

Никогда ни одна из моих машин не разбивалась так сильно! Были сломаны все четыре лонжерона, помяты крылья, скрючено крепление мотора, погнут пропеллер, совершенно разбит хвост. Самолет выглядел так, как будто зарылся в землю из штопора с высоты, по крайней мере, десяти тысяч футов.

Я вылез из-под обломков без единой царапины, если не считать самолюбия. Никогда в жизни я не чувствовал себя так глупо! Я разбил самолет, не успев даже взлететь на нем…

Летчик Клайд Пэнгборн, совершивший вместе с Херндоном первый беспосадочный полет из Японии в Америку через Тихий океан и покрывший себя славой, Пэнгборн, вместе с Тернером завоевавший третье место в воздушном дерби Лондон — Австралия в 1934 году, — этот самый Клайд Пэнгборн в течение многих лет заведовал зрелищной частью знаменитого летающего цирка Гейтса. В октябре 1923 года он вылетел со своим воздушным цирком в Льюистоун (Монтана). У него был контракт с ярмарочным комитетом города, который давал ему исключительное право на все воздушные пассажирские перевозки и полеты во время ярмарки.

Он приземлился за час до объявленного начала программы, состоявшей из фигурных полетов, хождения по крыльям летающего самолета и парашютных прыжков — программы, рассчитанной на привлечение публики с тем, чтобы уже потом можно было зарабатывать деньги катанием пассажиров; катание рекламировалось в качестве главного аттракциона ярмарки.

К своему удивлению, Клайд встретил на ярмарке другого летчика с самолетом и парашютистом. У них все было подготовлено…

Пэнгборн сказал неожиданному сопернику, чтобы он убирался. Тот спросил:

— А что?

Пэнгборн ответил:

— У меня есть контракт. Я съезжу в город, чтобы выяснить это дело.

Он отправился в город и объяснился с ярмарочной администрацией. Он сказал, что подаст на них в суд, если они не уберут с аэродрома другого парня с его парашютистом к тому времени, когда он начнет представление.

Представители ярмарочной администрации приехали на аэродром. Встретив там летчика с его парашютистом, они напомнили ему, что в прошлом году он пользовался этим аэродромом, но, уезжая, забыл о пустячном деле, а именно — не уплатил оговоренной арендной платы. Они заявили ему, что если он не уберется отсюда, то сегодня же к четырем часам дня попадет в тюрьму.