Джимми Коллинз - Летчик испытатель

Этот аргумент оказался убедительным. Летчик завел мотор, влез в пилотскую рубку, позвал парашютиста, который был явно недоволен таким оборотом дела, так как уже предвкушал в этот день радость веселых прыжков, и отделился от земли.

Парашютистом был Чарльз Август Линдберг, еще не умевший тогда летать…

При первом моем самостоятельном полете на бомбардировщике «Мартин» самолет при взлете начал заворачивать влево. Я повернул штурвал направо, но он продолжал заворачивать влево. Я еще больше налег на штурвал, но машина шла влево по направлению к деревьям. Я сбавил немного газ в правом моторе, но это мало помогло. Я не мог выключить моторы и остановиться, так как рисковал удариться о деревья. Оставалось только надеяться на то, что мне удастся оторваться от земли раньше, чем я достигну их.

Внезапно левое крыло начало подыматься. Я вспыхнул от стыда, сообразив, в чем дело. Оказывается, я поворачивал штурвал направо, опуская левый элерон самолета вниз. На малых скоростях сопротивление опущенного элерона отклоняло машину влево, и я, стремясь избежать этого, поворачивал штурвал направо. Но теперь, на большой скорости, меня подворачивало уже вправо, а я все еще налегал на штурвал в ту же сторону…

Ни разу мне не случалось так быстро и так сильно нажимать и тянуть! Каким-то чудом я оказался в пятидесяти футах от земли, вместо того чтобы очутиться в куче обломков. Но я летел под прямым углом к тому направлению, которое первоначально наметил.

Я сделал вираж и опустился. Коснувшись земли, я включил мотор, сделал еще один вираж и снова опустился.

В этот момент я увидел несколько автомобилей, приближавшихся к месту моей посадки. Может быть, мой взлет был не так уж плох? Может быть, они думали, что я знал, что делаю? Посадка мне удалась. Может быть, они спешили поздравить меня?

Мой инструктор приблизился первым. Он подбежал к машине и стал осматривать край правого крыла. Затем полез под крыло.

— Эй, вы, — крикнул он мне оттуда, — вылезайте же и поглядите, как вы разбили машину!

Оказалось, что при первом взлете я тащил правое крыло по земле несколько сот футов. Нижняя часть крыла была ободрана, и элерон чуть держался на нем.

Посадка вниз головой — один из наиболее эффектных маневров, который может выполнить летчик, владеющий искусством высшего пилотажа. На самом деле он не садится вниз головой. Он планирует вниз головой до тех пор, пока не снизится на десять или двадцать футов от земли. Тогда он переворачивается и садится, как обычно.

Джек, который особенно увлекался этой фигурой, однажды во время планирования ударился о телефонный столб и очнулся в госпитале.

Незадолго до этого со мной случилось почти то же самое. Кончая одну фигуру, я стал выходить из пике низко над полем. Я шел по ветру и тянул ручку на себя до тех пор, пока не очутился на спине на высоте примерно восьмисот футов. Я решил, что буду не только скользить вниз головой, но сделаю посадку действительно интересной. Я начал скользить, но забыл, в каком положении нахожусь, что управлять самолетом, нужно обратными движениями. Как результат ошибки получился крен. «Нет, нет, — сказал я себе, — следи за собой, не путай управление». Я попробовал повернуть ручку в другую сторону. «Прекрасно», — сказал я себе. И так увлекся, что совершенно забыл о земле. Когда я вспомнил о ней, она была уже близко, а я летел слишком медленно для того, чтобы перевернуть машину. Когда я все же перевернулся, до земли оставались считанные дюймы, и только благосклонная судьба, покровительствующая зазевавшимся летчикам, дала мне возможность сесть благополучно. Я увиделся с Джеком в госпитале.

— Ну, Джек, — начал я, поддразнивая его, — я слышал, что ты несколько месяцев тренировался для посадки вниз головой и наконец сделал такую посадку. Верно?

Он сжал челюсти, но ухмыльнулся.

— Верно, — оказал он мне в ответ, — но если память мне не изменяет, то я знал летчика по имени Джимми Коллинз, который однажды прозевал посадку вниз головой.

— Да, Джек, — ответил я, — но (я помедлил — очень уж соблазнительно было подчеркнуть это), но ведь я же прозевал ее.

Джек пристально посмотрел на меня и ничего не ответил.

Зеп и я были членами студенческой корпорации в колледже. Я был помешан на авиации, а Зеп — на футболе. Я был слишком беден, чтобы летать, а Зеп был слишком мал ростом для игры в футбол. Когда я поступил в колледж, он весил всего девяносто пять фунтов. В старших классах школы его принимали в команду не как игрока, а скорей, как человека, который приносит счастье.

Как-то в конце первого года обучения в колледже, просматривая авиационный журнал (хотя я множество раз обещал себе не читать его, чтобы не отвлекаться от занятий), я совершенно случайно узнал, что в армии меня будут учить летать бесплатно. В это самое время Зеп внезапно начал расти, как на дрожжах.

Осенью я сдал вступительные испытания в начальную военную летную школу, в январе должен был сдать экзамены на первый курс колледжа и в марте начать заниматься в летной школе. Тем временем Зеп создал футбольную команду из первокурсников.

В ту пору летали мало. Все знали только одно, — что летать опасно. Никто из товарищей не мог понять, почему я делаю такую глупость. Они пытались отговорить меня. Убедившись, что им это не удастся, они стали поддразнивать меня. Зеп старался больше всех.

Каждый вечер за обедом он провозглашал тост:

— Теперь за здоровье Джимми Коллинза, — говорил он обычно, — средняя продолжительность жизни летчика — сорок часов…

Зеп читал что-то о военных летчиках и там нашел эти цифры.

Это было одиннадцать лет тому назад, а я все еще летаю. Бедный Зеп в следующем году поступил в профессиональную футбольную команду и был убит во время футбольного матча.

Один экзамен, проведенный мной, когда я был инспектором министерства торговли, чуть было не стал моим последним полетом.

Я поднялся с учеником, через три минуты убедился, что он не умеет летать, отобрал у него управление, сел и велел ему прийти еще раз. Он стал уверять, что я не дал ему возможности показать себя…

Мы снова поднялись, и я позволил ему делать все что угодно, не вмешиваясь в управление. Потом я сказал ему, чтобы он сделал штопор. Вместо этого он качал крутую спираль. Я отнял у него управление, набрал высоту и снова велел ему сделать штопор. Он опять начал крутую спираль, — да еще и паршивую при этом.

Я подумал, что, может быть, он боится штопора. Поэтому я мысленно сказал себе что-то вроде «ладно, замнем» и велел ему сделать другую фигуру Ему надо было подняться на полторы тысячи футов, выключить мотор, сделать поворот при планирующем спуске и сесть под тем местом, где он выключил мотор. Вместо этого он поднял самолет на две тысячи футов, ввел его в крутую замедленную спираль, почти штопор и — все.