С Мюге - Улыбка фортуны

Моцарт, описывая свой творческий процесс, указывает, что иногда музыкальное произведение возникало у него в сознании целиком и сразу, после чего он последовательно излагал его в нотах.

До сих пор загадкой для исследователей является творчество Исаака Ньютона. Морган о нем говорил:

«Его догадки были всегда так правильны, будто он знал больше, чем умел доказать».

«Он менее обычен, более экстраординарен, чем представление о нем, сложившееся в девятнадцатом веке…

Начиная с восемнадцатого века Ньютона стали трактовать как первого великого ученого Новой эры, рационалиста, как того, кто научил нас мыслить рассудочно. Я не вижу его в таком освещении… Ньютон не был первым представителем эры разума, он был последним представителем халдейской магии, последним великим умом, который видел внешний и внутренний мир теми же глазами, как и те, кто начал закладывать наши интеллектуальные ценности десять тысяч лет назад».

В. Тростников в книге «Мысли перед рассветом» резюмирует:

Все, кто изучал Ньютона, отмечают, что особенности устройства мира были открыты ему как бы непосредственно, будто он подглядел план творения, и это представляется им необъяснимым и шокирующим. Они с удовольствием нашли бы какое-нибудь «рациональное» объяснение феноменальной интуиции Ньютона, но такого объяснения нет.

Во всяком случае, все биографы Ньютона сходятся на том, что ни одно из его открытий не могло быть ни результатом эксперимента, ни сопоставлением в уме имеющихся данных.

Итак, мы видим, что в ряде случаев и в науке, и в искусстве сначала открывается что-то вроде озарения, а потом автор «доводит его до ума», то есть излагает понятным для окружающих (часто и для себя) языком.

Таким образом создается теория, которая подтверждается в дальнейшем поставленными на ее основе экспериментами. Если эти эксперименты подтверждают теорию, то они подтверждают и сам факт озарения, другими словами, реальность интуитивного опыта.

Но «скептик» выше упомянул, что для доказательства существования нематериальной субстанции желательно иметь собранные и обработанные данные, которые были получены независимо друг от друга. Попутно напомним, что для доказательства истины, кроме научных методов, существует историко-юридический, основанный на сопоставлении свидетельских показаний.

Так называется книга доктора Муди, психиатра и доктора философии, собравшего более ста пятидесяти интервью у людей, возвращенных к жизни после клинической смерти, которые должны были умереть в результате несчастного случая или тяжелой болезни, а также родственников, присутствовавших в момент их смерти.

Хотя большинство рассказчиков говорило, что передать словами их ощущения очень трудно («Я была в каком-то четвертом измерении»), все же Муди удалось воссоздать схему, по которой строилось большинство рассказов.

«Человек на грани смерти. Он слышит голос врача, который объявляет, что он мертв. Он начинает слышать неприятный шум, какое-то шипение, и в то же время чувствует, что он бежит по длинному черному туннелю. Внезапно он оказывается вне своего материального тела, как бы над ним и наблюдает реанимационные мероприятия.

После нескольких мгновений смятения, когда странность ситуации мгновенно фиксируется, человек замечает, что его новая форма — это нематериальное тело, которое слышит и видит, но само невидимо и неслышимо. Вскоре появляются другие подобные ему существа. Умершие ранее родные и друзья окружают вновь прибывшего, в то время как возникает теплый и лучистый свет и перед умершим прокручивается фильм его жизни.

В этот момент человек оказывается на границе жизни и смерти. Его желание переступить этот барьер вытесняется мыслями о незаконченном деле, об оставленных детях. Он возвращается к жизни.

Позднее, с трудом подбирая слова, он пробует рассказать о пережитом им опыте. Но наталкивается на шутки и неверие окружающих. В то же время вся его жизнь изменяется. Как правило, смерть его более не страшит».

Интересно, что люди, опрошенные доктором Муди, так же, как и врачом-психиатром Элизабет Кублер-Росс, не могли ничего знать друг о друге. Весьма возможно, что они фантазировали или передавали содержание своих галлюцинаций, вызванных морфием. Удивительно, что их фантазии довольно близко совпадали.

Вот некоторые сообщения:

«Врачи пытались меня оживить, но я хотел им помешать, сказать, чтобы меня оставили в покое. Но они меня не слышали и не чувствовали моих усилии, когда я пытался схватить их за руки».

«Я неслышно поднялась в воздух и, проплывая недалеко от люстры, могла без труда изучать ее, и остановилась точно под потолком. Я видела врачей, пытающихся вернуть меня к жизни. Медсестра сказала: „Боже, она мертва!“ Другая наклонилась над моим телом, чтобы сделать искусственное дыхание. Я до сих пор помню ее затылок и коротко остриженную головку. Потом врачи прибегли к электрошоку, и я увидела свое тело, сжатое со всех сторон, что мне показалось ужасным. „Зачем они так стараются? — думала я, — я себя прекрасно чувствую…“».

«После полудня, сиделка, почувствовав, что я умираю, бросилась из комнаты, чтобы позвать на помощь. В это время я оказалась вне своего тела. Я могла его отчетливо видеть и заметила, что мое лицо бледно. В то же время я себя чувствовала прекрасно, необычайно спокойно. Я видела врачей, пытающихся оживить меня. Я отчетливо слышала все, что они говорили, и помню шутку, которую отпустил один из них, пытаясь разрядить атмосферу.

Мне хотелось их успокоить, сказать, что все в порядке. Но мое тело не подавало никаких признаков жизни: ни дыхания, ни кровяного давления. Была констатирована моя смерть, и я вернулась в свое тело только тремя часами позже. Мозговое повреждение не было зарегистрировано».

«Я видел себя плоским, как на фотографии или в зеркале. Вдруг я увидел себя полностью, в трех измерениях, на расстоянии двух метров. Мне понадобилось время, чтобы узнать себя».

«Я ничего не понимал. Я увидел свое собственное тело в кровати. Было грустно видеть его таким жалким».

«Мое тело было уже серым трупом». «Я испытал некое отвращение, я не хотел находиться в одной комнате с трупом, со своим собственным».

Некоторые интервьюированные говорят, что в их сознании пронеслась, как в кинофильме, вся жизнь.

После публикации статьи Кублер-Росс и книги доктора Муди авторам посыпалось много писем с рассказами об ощущениях во время клинической смерти. Почти все они начинались или заканчивались фразой вроде: «Я не думал, что другие тоже прошли через это. Теперь я знаю, что не сошел с ума».

А вот фрагменты из рассказа К. Икскуля, опубликованного задолго до книги Муди в издании Троицко-Сергиевской Лавры в 1916 году.