Мария Вега - Ночной корабль: Стихотворения и письма

На диво легка качель,
И в легкости вся награда.
Достигнута, видно, цель,
К чему она, – знать не надо.

Подогнуты лапки. Спит.
Кругом пустынно и глухо.
В кирпичный двор не влетит
Готовая к жертве муха.

Но добрый, медленный дождь
Был так с паутиной дружен,
Что стала живою дрожь
Повисших на ней жемчужин.

Из щели вода течет,
От отблесков розовея,
Не знал, не знал паучок,
Что сплел ожерелье фее.

Листья лежали ковром.
На ковре золотом наш дом
Прекрасным, как в сказке, стал
И сам себя не узнал.
Шевелились листья, шурша,
И осень была хороша!
Сейчас ковер-самолет
Всколыхнется и поплывет,
И дом уплывет на нем
Многоярусным кораблем…
Соседка вышла с метлой,
Соседка была не злой,
Желала людям добра:
Добралась метла до ковра,
Гоняет, кидает прочь…
– Не хотите ли мне помочь?
В канаву и за кусты
Убрать сухие листы?
– Я шла по красным шелкам,
К закатным шла облакам.
Не осенний ли день простер
Перед ночью ковер-костер?
Влюбился дом в красоту.
Заглянув в него на лету,
Вились, кольцо за кольцом,
Листы над пустым крыльцом…
Говорю, – сама не пойму,
К чему говорю? Кому?..
У метлы, от вечерней росы,
Тараканьи взмокли усы.
Шныряя взад и вперед,
Метет она и метет.
Уныло, со всех сторон,
Лысеет голый бетон.
Соседка душой проста,
Для нее в другом красота:
Был бы двор, как передник, чист!
Исчезает последний лист…

Клубилась мгла темно и мутно,
Окутав саваном сады.
Они дышать боялись, будто
В преддверии большой беды.

И безвозвратно уплывали
В ничто, от неживой земли,
А из-за гор нахлынув, дали
Вплотную к дому подошли.

И дом, в испуге окна жмуря,
Старался угадать впотьмах,
Не зарождается ли буря
В свинцово-бурых пеленах.

Потом прорвался сумрак сизый
Перебегающим огнем,
И молниям ответил снизу,
В смерчах дождя, суровый гром.

В сплошном дыму воды, сквозь хаос
Без очертаний, без теней,
Береза чудом жить осталась
На перепутье всех огней.

Они в ветвях ее горели,
И вспышки брызгали кругом,
И окна от нее прозрели,
Звеня сияющим стеклом.

Нырнет во мрак упругим телом,
И гром покатится, ворча,
И вновь она сверкает белым,
Как одинокая свеча.

Забыв, что цепкими корнями
Высокий стан в земле увяз,
Береза машет рукавами,
Готовая пуститься в пляс.

На лиловой дороге качаются тени
От упругих ветвей без листвы.
В этих сумерках, цвета персидской сирени,
Мы остались, как были, на «вы».

Шелестели по влажному гравию шины,
И кружилась, кружилась земля,
Только руки, что правили черной машиной,
Отпустить не хотели руля.

И вели, выводили к широкой долине,
Где сливаются ночи и дни,
Где раскинулся город, как веер павлиний,
Рассыпая до моря огни…

В синей комнате в чашах купались фиалки, –
Поздний дар мне, неведомо чей, –
Там горели не люстры, не лампы, а прялки
С миллионами тонких свечей…

Я узнала Ваш кортик, погоны и китель,
И двойную звезду за окном…

Вы сказали уверенно: – Ангел-Хранитель
Входит с нами в приснившийся дом.

Рассказать о том нельзя.
Это – легкая стезя
От весла,
Это – горький вкус полыни,
Это – в полдень, над пустыней,
Плеск прохладного крыла.

Это сердца моего
Взлет, сгоранье и крушенье…

Это – всё и ничего.
Может быть, самовнушенье?

Ты оглянись, ты присмотрись, припомни.
Струился снег, и зеленела ель.
На нитке золотой качался домик
Среди ветвей… За тридевять земель.

В окошке фольга отражала свечи
И отливала розовым огнем.
Восстанови тот новогодний вечер
И нас с тобою, у окна, вдвоем!

Одна свеча сильней других горела,
По нитке золотой бежала дрожь.
Ты помнишь, я сказала:
«В домик белый Хочу войти»…
Ты отвечал: «Войдешь!»

Потом проплыли целые столетья,
Чужие страны мимо нас прошли,
И стал насквозь от белых свечек светел
Воскресший домик за горбом земли.

О полночь тропиков, когда он вырос,
Освободясь от нитки золотой,
Когда над крышей пальма наклонилась
И показалась елкою простой!

И было тихо до сердцебиенья,
До ужаса, до слез… А впереди
Вели к дверям высокие ступени,
И тихий голос произнес: «Войди!»

И я вошла в твой елочный, в твой белый
Прозрачный домик, где лежал ковер
Синее моря Черного… С тех пор
Я слышала всегда, как море пело
В неописуемой моей судьбе…
Как будет петь о счастье и о горе,
О том, как в полночь я пришла к тебе,
Как только море может петь о море.

Когда на больничной койке
Засыпаю, лицом к стене,
Голубые мне снятся сойки
На темно-рыжей сосне.
И в плетеном садовом кресле
Человек с седой головой…
Что будет со мною, если
Этот сад, и правда, живой?
Ни тоски, ни щемящей боли,
Ни вкуса земли во рту…
Восковые чаши магнолий
Там, наверное, все в цвету.
Непридуманный, настоящий,
Притаясь под крутым мостом,
Тихо дремлет в зеленой чаще
Для меня построенный дом…
Плетеное кресло качая,
Человек улыбнется мне
И скажет: – Налей мне чаю! –
Как муж говорит жене.

Я живу в хрустальной башне,
Для меня ее он строил.
В этой башне день вчерашний
Убаюкал, успокоил.

В стены могут птицы биться,
Гамаюны, птицы горя:
В плеске крыльев мне приснится
Плеск прибоя в Черном море.

Злые призраки толпятся
За высокою постройкой.
Ей не сдасться. Ей остаться
Одинокою и стойкой.

С каждым вечером бесстрашней
В хрустале я засыпаю.
Он всё дальше строит башню,
Этажей не сосчитаю.

Недоступную для стужи,
Недоступную для зноя,
Строит башню не снаружи, –
Изнутри, вдвоем со мною.

Лес вошел в городок приветливый,
Забирается лес в сады,
И гуляют в тени, под ветками,
До вечерней звезды, дрозды.

Лес раскинулся в старых улицах,
Без деревьев здесь нет угла:
Вот кривая сосна сутулится,
Со ствола стекает смола,

Вот березы, – десятки, дюжины!
Эти стайки белых невест
Ночью вкраплены, как жемчужины,
В чернобархатный город-лес.