Петр Вершигора - Рейд на Сан и Вислу

Через две минуты переезд очищен и движение возобновляется.

— Вагонов много?

— Так кто ж их считал! Может, десять, а может, и пятнадцать. С окнами…

— С какими окнами?

— Да вроде из зеркального стекла. Двойные рамы.

— Что за чертовщина? Какие же зеркальные стекла в товарных вагонах?

Связной топчется, жмется:

— Так вагоны–то классные, товарищ командир.

— А ты говоришь, эшелон с рогатым скотом. Что ж они, быков в плацкартных возят, что ли?!

— Так приказано доложить начальником заслона. И еще добавил товарищ Кульбака: скажи, мол, что ревут быки…

— Вагоны классные, значит, с пассажирами. Надо срочно выяснить — просто с пассажирами или с войсками, — перебил связного Вася.

— Какие уж тут «просто пассажиры»! Пассажир тебя очередью полоснул, что ли? Ясно — с войсками. Да еще с отборными. Беги, связной, вперед, передай приказ командиру роты: охрану перебить, а скот — захватить!

Связной исчезает во мраке ночи.

Понимая, что самое важное в данный момент — дать возможность колонне проскочить через переезд, на который все чаще и чаще залетают шальные пули, подаю команду:

— Ускорить движение!

Сразу замелькали, размахивая нагайками, маяки. Ездовые нахлестывали коней, на рысях проскакивая открытое место. Чутко прислушиваясь к хлопкам выстрелов с заставы, кони сами рвались вперед. Моментами вспыхивал шквальный огонь: противник очухался. Кульбака, не шибко инициативный, но исполнительный, через десять минут поднял роту в атаку.

Бойцы с ходу ворвались в первые вагоны. Там, видимо от толчка при крушении, было много раненых и контуженых. Они почти не оказали сопротивления. Захлопали редкие выстрелы из пистолетов. Это офицеры, не пожелавшие сдаться в плен, кончали расчеты с жизнью.

Небольшая пауза — и вдруг опять шквал огня с середины эшелона. На переезде невозможно устоять. Сдержав под уздцы упряжку очередных саней, переждали. Огонь стих.

— Похоже, что били легкие пулеметы, — говорит начштаба. — Теперь меняют диски.

И сразу «ура»!.. И опять шквал огня. Разрывы нескольких гранат… Наших или фашистских? Похоже, наших.

И снова тишина.

Атака партизанской роты явно захлебнулась.

— Как бы не смяли ее — уж очень дружно гитлеровцы контратаковали, — забеспокоился начштаба. — Огонек у них что–то силен. Не стал бы Кульбака отходить.

Но рота, слышно, залегла вдоль полотна железной дороги.

Еще через несколько минут, сопровождаемые конвоем, на переезде появились первые пленные.

— Роберта Кляйна сюда!

Кляйн не заставляет ждать себя — он уже здесь. Ему помогает Вальтер из группы Жмуркина — немецкий коммунист–коминтерновец.

— Аус дем фатерлянд, — бормочет здоровенный верзила.

— Танкист? — спросил по–немецки Роберт. — Дивизия?

— Четвертая армия, — быстро ответил долговязый обер–лейтенант, щелкнув каблуками.

Через несколько минут Кляйн, допросив трех — четырех пленных, выяснил, что эшелон из двенадцати вагонов вез фашистских офицеров–отпускников.

— За отличия на Восточном фронте они получили внеочередные отпуска, отбыли их и возвращались «аус дем фатерлянд», — закончил Кляйн.

— Да, лакомый кусок сала! — притаптывая снег сапогом, почесал затылок Шумейко. — Эх, жаль, мой батальон еще не подтянулся.

— Гони в батальон, да уши не развешивай: противник серьезный. Это не какие–нибудь вояки с Горыни да Стохода. Действуй!

— Есть, приказ голов не вешать, а глядеть вперед! — Шумейко сорвался в галоп навстречу своему батальону.

— Васыль, поторопи колонну! Послать связных на обе заставы! Каждые пять минут пусть докладывают обстановку. И надо дать подкрепление Кульбаке…

По заведенному правилу, когда заставам требовалась помощь, в бой бросалось то подразделение, которое в этот момент подходило к переезду.

Сейчас это «счастье» подвалило пятому батальону — бывшему Олевскому партизанскому отряду. Им–то и командовал капитан Шумейко. Разведчик он замечательный, особенно в западноукраинских районах: отлично владеет Галицким диалектом и при выходе из Карпат наловчился даже изображать собой бандеровца.

Капитан быстро вывел свое войско на переезд и уже опять стоял рядом со мной, веселый, лихой, предвкушая боевую удачу и славу. Но заставить батальон прямо с марша развернуться в боевые порядки ему не удалось. Олевцы, повинуясь какому–то стадному чувству страха, валили через переезд очертя голову и, миновав зону действенного огня противника, то залегали, то уползали в степь. А когда среди них оказалось человека три раненых и те завыли от страха и боли, батальон Шумейко охватила настоящая паника.

— Забирай своих чумовых к чертовой бабушке! Очищай переезд! — услышал я возле будки мальчишеский тенорок Пети Брайко. — Мой батальон подходит! Разрешите в атаку, товарищ генерал! — обратился он ко мне, перепутав в горячке звания (видно, вспомнил не то Руднева, не то Ковпака).

— Давай, Петро Евсеевич, давай!

— Есть, товарищ командир! Будэ зроблено!

Бравый Брайко, в голове у которого, видимо, уже созрел план атаки, разделил свой батальон на две части и повел по обеим сторонам полотна. Бойцы бежали не пригибаясь, громкими криками подбадривая залегшую, отчаянно отстреливавшуюся роту из батальона Кульбаки.

— По два ручника на фланги! Автоматчики и гранатометчики в середину! — командовал Брайко.

— Не забудь связаться с командиром роты заслона! — крикнул вдогонку ему начштаба. — С Кульбакой держи связь! Не перебейте друг друга, черти!..

Повозки, тачанки, верховые, пешие бойцы стремительно пролетали перед моими глазами. Теперь уже без шуточек и перебранок. Лица серьезные, глаза сосредоточенные. Оружие у всех на боевом взводе. Это обоз батальона, ходивший с Матющенко в Карпаты из Брянских лесов. А батальон во главе с Брайко схватился мертвой хваткой с фашистским офицерьем.

С каждой минутой, с каждым выстрелом становилась все более ясной обстановка на заслоне. Противник — серьезный, знающий не только войсковую, но и партизанскую тактику. Справится ли Брайко?..

Удар его батальона был силен. Рота из заслона тоже ободрилась и атаковала противника с севера. Короткий, но ожесточенный бой с применением гранат закончился нашей победой. Основная масса гитлеровцев была уничтожена. Паровоз взорван, вагоны сожжены. Оставшиеся в живых гитлеровцы расползлись по лесу.

У нас не было времени и возможности заниматься ни трофеями, ни подсчетом перебитых гитлеровцев. Обозы уже прошли переезд.

— Не втягиваться в преследование противника! — распорядился я.

За переездом, в лощинке, меня ожидал со своей упряжкой Коженков. Я уже готов был отправиться туда, как со стороны Ковеля к другой нашей заставе приблизился еще один эшелон. Завязался новый бой.