Станислав Горский - Записки наводчика СУ-76. Освободители Польши

В последнее время обстановка складывалась так, что трудно было уследить, где немцы, а где наши подразделения. И в этом ничего удивительного не было. Бывало так: отобьем какой-нибудь небольшой фольварк, расположимся и ждем подхода своих, как вдруг оказывается, что сзади опять немцы. Откуда взялись? Снова разворачиваемся назад, и снова бой. Такое бывало не раз.

Наступают части нашей дивизии, в основном идут дорогами, способными пропускать технику без особых задержек. Хорошее покрытие, есть мосты, которые саперам можно восстановить после отступления гитлеровцев, через боевые порядки пропускаем вперед еще танки 3-го танкового корпуса. Казалось бы, что уже столько прошло войск, что ни одному вражескому солдату и укрыться негде, ничего уже от немцев не осталось. Но проходит несколько часов, и на пути вновь вражеская застава. Снова бой, снова атака, снова пролитая кровь.

И все же мы шли упорно вперед, на север, прижимая гитлеровцев к Балтийскому морю, в направлении польского города Гданьска. На наших картах он именовался Данцигом.

Я уже говорил, что наш самоходный дивизион был составной частью стрелковой дивизии, мы были одним организмом и привыкли действовать совместно, дополняя один одного. Без пехоты нам было бы очень трудно, потому что постоянно нуждались в поддержке огневыми средствами ближнего боя. Что ни говори, а видимость в самоходке ограниченная, а если на броне десант, то сколько глаз добавляется сразу?! Пехота для нас и защита от фаустпатронщиков. Она – наши глаза и уши, от нее мы узнаем, есть ли впереди вражеская артиллерия. Много хорошего нам перепадает от пехоты, но и ей без нас плохо. У нас огневая мощь, маневренность и быстрота передвижения с одного участка на другой. При совершении марша или преследовании противника лучшего средства передвижения, чем наши самоходки, вряд ли найдешь. Нет, что ни говори, а мы с пехотой истинная родня. А родной родного, известно, всегда бережет и помощь друг другу всегда оказывает вовремя.

После захвата перекрестка двух важных дорог, которые пересекались на доминирующей над местностью высоте, нам поступила команда закрепиться и удерживать этот важный рубеж до подхода оставшихся подразделений, особенно артиллеристов. «Бог войны» всегда был надежной опорой пехоты, и на этот раз мы ждали, когда поддерживающие нас батареи сменят свои огневые позиции и подтянутся, тогда дела пойдут веселее. В свою очередь, мы продолжали заниматься своей машиной. Внутри было настолько грязно, что пришлось использовать почти всю бывшую у нас в запасе ветошь. Воды оказалось мало, колодца не было, а колонка во дворе качала плохо. С горем пополам накачали ведра два, хоть самим помыться будет чем.

В это время в районе моста, через который мы проскочили в фольварк, началась отчаянная стрельба и грохнуло несколько разрывов, похожих на разрывы гранат. Что бы это могло быть? Самоходка Тимакова сразу же развернулась в сторону злосчастного ручья.

По дороге, по которой мы проследовали, начали продвигаться к нашим позициям стрелковые подразделения, уже знавшие, что впереди прочно удерживается занятый нами рубеж. Лес, примыкавший к шоссе, позволил и немцам незаметно выйти к этому же рубежу. Разрозненные группы гитлеровцев, блуждавшие по лесам, в стороне от основных дорог, иногда выходили и натыкались на наши войска, и начиналась стрельба. Порой трудно разобраться, где наши, а где чужие. Произошло так, что немцы, не подозревая, что мы уже в фольварке, выходили к мосту, а в это же время к этому мосту шла в колонне стрелковая рота и несколько повозок. Немцев было больше роты, но вооружены они были стрелковым оружием, техники никакой при них не было. Завязался скоротечный бой. Мы бросили свою работу, быстро развернулись. Кое-как протерли от грязи снаряд и зарядили пушку. Куда стрелять? Надо же разобраться, а то накроешь своих…

До моста не больше километра, ставлю прицел на прямую наводку. Навел перекрестье в кучу немцев, что возле моста. Командир медлит. Я думал, почему он молчит, ведь так можно потерять время и элемент внезапности. В спину немцам летят трассы от пулеметов наших стрелков, которые расположились по обеим сторонам кювета.

Самоходка Тимакова произвела один выстрел. Снаряд упал как раз в том месте, куда я навел свое перекрестье. Немцы заметались, они, видимо, еще не совсем поняли, что влезли в самое пекло. Отдельные солдаты побежали в сторону леса, но их остановили пулеметные трассы, и они были вынуждены залечь. Тогда командир дал мне команду, чтобы я пустил один снаряд как раз туда, где немцы залегли, в сторону леса.

Это подействовало отрезвляюще, потому что передние, что были уже у моста, начали поднимать руки. Из-за поворота показалась колонна наших артиллеристов, которые уже начали разворачивать свои орудия, чтобы открыть огонь. Но до этого не дошло. Благоразумие взяло верх. Видя, что оказались в мешке и выход только один – сдаваться (был и второй – умереть, но умирать, видимо, никто не хотел), немцы поднимали руки. Наши бойцы шустро начали собирать всех в одну кучу и отбирать оружие. Нам было все хорошо видно, потому что место наше возвышалось над местностью и вся долина речки была как на ладони. Дальше уже было все как обычно. Конвой и отправка в тыл. Основные силы артиллерийского дивизиона появились через несколько минут после того, как колонна пленных потянулась по дороге.

Теперь мы могли продолжить свою неоконченную работу и собрать разбросанное на просушку имущество. Что поделаешь, кому приятно находиться в грязной машине. Хоть говорят, что танкисты – народ чумазый, но я скажу, что это совсем не так. У танкистов и самоходчиков боевая машина – дом, в котором они находятся почти постоянно. И воюют, и спят, а бывает, что в пасмурную погоду устраиваются обедать и ужинать. Так что свой дом они всегда содержат в чистоте и все разложено по своим местам аккуратно.

Хорошо, что на этой высоте мы задержались и ждали, пока наш командир вернется с рекогносцировки, куда его вызвали для получения новой задачи. Мы же зря время не теряли и занимались приборкой. На какое-то время установилась относительная тишина. За все время не прилетело ни одного вражеского снаряда. Это нам позволило окончательно привести себя в порядок.

Немцы, видимо, отошли на новый рубеж и не успели закрепиться, и им было не до артиллерийской стрельбы. Наши передовые подразделения, особенно разведчики, продвигались вперед и постоянно вели разведку, чтобы неожиданно не натолкнуться на заставы противника.

Весна делает свое дело. Пригреваемые солнечными лучами и обдуваемые весенним ветерком, мы быстро просохли, и уже другие мысли нас занимали, а только что пережитые нами события отошли на второй план, как уже прожитое. Теперь все мысли были заняты предстоящим боем, а в том, что он будет, никто не сомневался. Всегда перед какими-либо событиями наступала вдруг необъяснимая тишина. Потом вдруг как прорвется, как неожиданный ураган, свалятся на голову события, которых и предположить-то не могли. И словно в подтверждение этого, в стороне от нас, примерно с километр, начали рваться снаряды. Огонь вела наша артиллерия.