Маргарет Сэлинджер - Над пропастью во сне: Мой отец Дж. Д. Сэлинджер

Не помню точно, как все получилось, но в субботу утром, ни свет, ни заря, мой новый друг по Брандейсу Стив, который только что вернулся из армии, и старый друг Лу, который уже довольно давно вернулся из Вьетнама, где служил в Морской пехоте, подогнали грузовичок и перетащили туда все наше «совместно нажитое» имущество. К полудню мы убрались восвояси. Я была совершенно разбита, и физически, и во всех других отношениях, так что смутно представляю себе, что происходило в ближайшие недели — помню только, что мой друг Лу позаботился обо всем. И обо мне также. Кажется, я прожила у него несколько месяцев. Девушка, с которой он встречался, ныне его жена, не проявляла особого восторга, но все понимала и была уравновешенной; такой она и осталась, а еще глубоко порядочной и честной — чуть ли не самой порядочной из тех людей, которых мне выпало счастье знать. Лу несколько недель возил меня в университет и буквально кормил с ложечки перед телевизором, пока я не вышла из транса. Сам он вырос в приюте. Бог да благословит близких друзей, которым не надо ничего объяснять.

Благодаря друзьям, а может быть, и тому, что в детстве привыкла читать так, будто моя жизнь зависит от этого, я не пропустила ни одной лекции и получила в том семестре только высшие баллы. Поздней осенью я нашла прекрасную, светлую квартиру на верхнем этаже старого викторианского дома, который принадлежал священнику и располагался позади одной из церквей в центре Конкорда. В любое время дня квартиру заливал свет из узких, высоких эркерных окон, которые выходили на север, юг, восток и запад, как и стрельчатые окна церкви. Утром и вечером перезвон колоколов, доносившийся из этой церкви, до которой было рукой подать, напоминал звяканье бубенчиков, которое я девочкой слушала в Корнише, когда коровы шли пастись на зеленые луга, а потом возвращались домой. Квартира была дорогая, но мама позвонила и сказала: «Бери ее: в жизни бывают моменты, когда жить в красивом месте важнее, чем быть благоразумной», — и послала денег. И не пеняла мне тем, что муж меня обвел вокруг пальца.

Когда шок прошел и я обрела способность рассуждать здраво, мне пришло в голову, что я еще легко отделалась — ведь люди ежечасно совершают друг над другом самые жуткие вещи. Мой бывший муж забрал только деньги, он не оскорбил моих чувств. Своим исчезновением он дал мне шанс начать все с начала.

Поступление в Брандейс было лучшим решением из всех, какие я когда-либо принимала, или, если выразиться точнее и более скромно, самым большим в моей жизни везением. Теперь, задним числом, оно кажется мне таким же важным для моего душевного здоровья и дальнейшей жизни, как и тот выбор, хоть и невысказанный, который я сделала в седьмом классе: жить во плоти, отказавшись от двухмерности вечных десяти лет. В седьмом классе я с радостью открыла для себя жизнь плоти, а Брандейс оказался радостным открытием жизни ума. Моего собственного ума, не чьего-то чужого. С того самого момента, как я вошла в аудиторию и познакомилась с требованиями к каждому курсу, к каждой специализации, к каждой ученой степени, мне стало ясно: в Брандейсе все направлено на то, чтобы выпускать развитых людей, которые приучены мыслить самостоятельно, а не воспроизводить на экзаменах точку зрения преподавателя. Меня не покидало ощущение, что студенты пришли сюда учиться, что учеба здесь высоко ценится, является уважаемым делом. Образование обладало самостоятельной ценностью, было не просто средством для достижения какой-либо цели, не рассматривалось как стремление к «результату», «итогу», которого они, преподаватели, или мы, студенты, должны были добиться. Хотя студенты, заканчивая университет, были хорошо подготовлены для профессиональной деятельности или дальнейшего образования, мы вовсе не были сугубо связаны с какой-то одной сферой — не были всего лишь «начинающими» врачами, «начинающими» юристами и так далее.

Что тогда удивляло меня, а теперь, через двадцать лет, когда я сама стала матерью, кажется вполне разумным: ради достижения этой цели студентам не позволялось жить как им заблагорассудится, разыгрывать из себя маленьких, «начинающих» взрослых. Им предъявлялись (надеюсь, до сих пор предъявляются) требования, которые выводили из терпения даже студентов постарше, вроде меня: зачем нужны такие курсы, как история искусств, биология, английский язык, щедро рассыпанные по учебному плану? И ни один из этих курсов не был введен «для галочки». Все они преподавались по-настоящему. Профессора «с именами», большие шишки с высокими окладами, репутациями, книгами преподавали на первом курсе. Лучшее не приберегалось для элитных аспирантских семинаров и прошедших отсев старших курсов. Ты снимал сливки, хотел ты этого или нет. Маститые профессора руководили работами студентов, принимали экзамены; назначали консультации по мере надобности. Своих» аспирантов они учили хорошо преподавать, не просто готовили себе дешевую замену на случай, если придется возиться с изданием книги. Я, и это вполне естественно, особенно остро чувствую, когда мне дают понять, что я мешаю, прерываю чью-то работу. А тут я все время чувствовала, что их работа — я. И, друзья мои, от нас тоже ожидали работы. Думаю, если преподаватель вкладывает в тебя время и силы, он вправе ожидать превосходных результатов. Коэффициент «пустозвонов», по шкале Сэлинджера, опускался, насколько я могла судить, ниже нулевой отметки.

Не могу не предположить, что корни Университета Брандейса определяют принятые там методы воспитания ума. Его основали люди диаспоры, бежавшие от Гитлера, глубоко осознавшие, что истинные ценности — это именно духовные, интеллектуальные, которые ты всегда можешь унести с собой. Все остальное превратности жизни заберут у тебя в мгновение ока. Широкое, разностороннее образование делает тебя менее уязвимым в скверные времена и доставляет чертову уйму удовольствия во времена хорошие. Возьмем, например, мою подругу Марджи, которая входила в наши команды по баскетболу и софтболу. Она — биохимик и может вам рассказать потрясающие вещи о своей научной работе, но не менее потрясающие вещи она может рассказать и о том, как ездила в отпуск в Рим и в Грецию: Марджи увлекается античным искусством и археологией, и этот интерес привил ей курс истории искусств, «навязанный» в первый год обучения. Мой друг Уэйн, один из самых молодых докторов экономико-политических наук, член правления Всемирного банка, в свободное время пишет пьесы и читает лекции по древнегреческому театру и философии. Они — специалисты, но тебя не охватит трепет, если ты узнаешь, что твой лучший друг или подруга вступили с ними в брак; с ними рядом охотно сядешь за обедом.