Тим Бёртон - Тим Бёртон: Интервью: Беседы с Марком Солсбери

Алабама — особое место, ощущаешь себя так, словно ты в другой стране. Впрочем, те же чувства можно испытать и в Лос-Анджелесе, особенно теперь, при нынешнем губернаторе Шварценеггере.

Там было много милых людей, что имело и оборотную сторону: создавалось впечатление, что излишнее дружелюбие маскирует кипящую внутри враждебность. Но люди действительно были дружески расположены, а я, как вы знаете, не слишком к этому привык: начинаю нервничать, впрочем, это уже моя проблема, а не их. Получаешь некие флюиды, и, думаю, это идет на пользу картине.

Эскиз Бёртона для «Крупной рыбы»: механическая рука «Хэнди-матик»

Хорошо, что ты находишься в том месте, где происходит действие всей этой истории. Для актеров тоже полезно почувствовать окружающую обстановку, да и местный акцент надо научиться изображать. Такое кино не снимешь в лос-анджелесском павильоне. Мне, актерам, всей съемочной группе было важно побывать здесь, ощутить атмосферу: в этом есть некое странное очарование. Что же касается статистов, играющих крошечные роли, то они набираются из числа местных жителей. Это здорово, потому что попадаются интересные люди, вообще массовка здесь сильно отличается от лос-анджелесской. Взять хотя бы того парня, который предлагает Эдварду продавать «Хэнди-матик».

В тамошних съемках вообще было много странного: действие происходит то здесь, то там, и нет какой-то главной съемочной площадки — лишь места для съемки эпизодов. Из-за характера самого сюжета, двойного состава исполнителей и того обстоятельства, что снимали, совершенно не выдерживая последовательность эпизодов и в страшной спешке, мы работали в течение дня на двух-трех разных площадках, переезжая с одной на другую.

Каждое утро я глядел на себя в зеркало и задавал вопрос: «Что я здесь делаю, в этой глуши?» Помню, взял однажды в руки местную газету, прочел там о собрании ку-клукс-клана и слегка опешил. «Да, — подумал я, — странное местечко». Но именно поэтому интересно было пожить там. Вряд ли иначе довелось бы побывать в этих краях. И что еще хорошо: визитеры особо не докучали, ведь мало кому придет в голову отправиться в Алабаму на уик-энд.

Там мне случилось пережить самые экстремальные погодные условия в своей жизни. Однажды, когда мы находились в цирковом шатре, нас буквально начало сдувать. Как в «Волшебнике Страны Оз». Торнадо, подъем воды в реке, — пришлось эвакуироваться. Весь наш цирк стерло с лица земли. Мы успели снять одну сцену с Дэнни Де Вито, а на следующий день все было затоплено водой на несколько футов. Ситуация чрезвычайная. И еще: никогда больше я не видел таких огромных насекомых. Во время ночных съемок мы словно находились в зоне боевых действий. Эти «пикирующие бомбардировщики» с шумом бились об осветительные приборы, в воздухе стояла вонь от сгоревших насекомых...

А в остальном все было замечательно.

«Крупная рыба», помимо всего прочего, привлекла Бёртона сочетанием чрезвычайно эмоциональной сердцевины замысла и невероятной, порой зашкаливающей фантазии небылиц, рассказываемых Эдвардом Блумом. Именно достигнутое Бёртоном равновесие между фантастическим и реальным делает фильм столь привлекательным. Это относится и к художественному оформлению фильма, к подбору актерского состава и к игре артистов. Бёртон позволяет реальному миру быть «подлинным», но не шероховатым, наводя на него кинематографический глянец и делая доступным и успокаивающим, в то время как в фантастических элементах все хотя и преувеличено, но сохраняет человеческие, жизнеподобные пропорции.

У меня было такое ощущение, словно я снимаю сразу два фильма. Я, конечно, чувствовал себя вполне уютно в мире фантазий, но мне также было интересно делать нечто такое, чем не доводилось заниматься раньше. Для меня были важны обе эти стороны процесса, поскольку одна из них напоминала эпизод «Беспечного ездока» [130] «Беспечный ездок» (Easy Rider, 1969) — роуд-муви Денниса Хоппера, в главных ролях Питер Фонда и Деннис Хоппер; один из классических фильмов эпохи хиппи. , другая же представляла собой территорию, известную мне и раньше. Вот почему меня привлекало сопоставление этих двух элементов.

Что мне нравилось в структуре фильма: она словно бросала тебе вызов — именно на это я и рассчитывал, когда брался за работу. Доходишь до конца съемок и ощущаешь эмоциональный подъем. Ты вроде бы и догадываешься, в чем его причина, но не знаешь наверняка, истинный смысл твоих ощущений скрыт от тебя, ты не понимаешь, откуда такая волна эмоций. В самом деле не представляю, откуда это все взялось, когда я заканчивал работу над фильмом. Никому его еще не показывал, да и настроение мое тогда не было особенно приподнятым.

Бёртон идентифицировал себя не только с Уиллом, пытающимся восстановить отношения с безнадежно больным отцом, но и с самим Эдвардом Блумом: ведь он занимается тем же, чем и Бёртон, — рассказывает истории.

Одна из причин, почему я хотел снимать этот фильм, заключалась в том, что, хотя я и хорошо понимал характер Уилла, главным было показать оба поколения. Нужно их чувствовать и любить, и я ощущал особую близость к Эдварду. Было здорово, что я с самого начала полюбил этого героя, хорошо при этом понимая и его сына Уилла, — эти два персонажа сопоставляются друг с другом. Думаю, если бы Эд Блум не был так дорог мне, я не смог бы сделать этот фильм, даже, наверно, не захотел бы за него браться.

Первоначально Бёртон предложил сыграть Эда Блума Джеку Николсону, с которым ранее работал дважды — на фильмах «Бэтмен» и «Марс атакует!» Николсон по замыслу режиссера должен был сыграть Эдварда в старости, а для сцен, где он молод, изображение актера предлагалось обработать на компьютере.

Мы обсуждали с ним — в порядке трепа, — как сделать его более молодым и не использовать ли для этого компьютерную обработку. Забавная вышла дискуссия, но так ничем дело и не кончилось. У нас не было четкого представления, можем ли мы осуществить эту идею. Да, мол, замысел интересный, но насколько он осуществим? В итоге пришли к другому решению, и мне кажется, хорошо, что не стали зацикливаться на этой концепции, а использовали вместо нее вариант с двумя актерами.

И тогда Бёртон начал подыскивать двух подходящих артистов. Тот же двойной принцип подбора актеров пришлось применить и для роли Сандры, жены Блума. Ее сыграли Джессика Ланж и Элисон Лохман. Джинкс и Коэн в это время продюсировали фильм с Эваном Макгрегором «К черту любовь!» Они и предложили для «Крупной рыбы» Макгрегора в паре с Альбертом Финни.