Валерий Киселев - Заплачено кровью

Танкетка была подбита первым же снарядом - вздрогнула и ярко загорелась, как деревянная. Почти одновременно разорвалось несколько гранат: сержант Коробков с группой подорвал танк. А меньше чем через полминуты по всей дороге стоял сплошной треск от выстрелов.

Немцы, шофера, сидевшие в машинах по двое-трое, с началом боя почти не отстреливались и побежали врассыпную прочь от своих машин.

Бойцы взвода лейтенанта Баранова, атаковавшие колонну непосредственно на дороге, быстро вышли на деревню, разгоняя ошалевших от неожиданности немцев по чердакам и сараям.

Сержант Гаврилов, залегший под кустом, когда ходил в разведку, видя со стороны начало боя, почувствовал себя вначале как-то не у дел, но когда из-под плетня начал стрелять немецкий пулеметчик, понял, что если он его сейчас не снимет, то немец запросто сможет положить всю роту. Тщательно прицелившись в зеленую каску пулеметчика, Гаврилов выстрелил. Еще раз, еще, и немец безвольно опустил голову на пулемет.

Весь бой шел не более пятнадцати минут. Немцы, шофера и охрана, частью были перебиты, частью попрятались. В колонне то и дело еще раздавались выстрелы. Несколько машин горели.

Старший лейтенант Михайленко быстро шел по обочине, пересчитывая машины, то и дело заглядывая за борта. Машины были в основном с боеприпасами.

- Подождите, товарищ старший лейтенант, - задержал его какой-то боец. Там машина со снарядами горит, сейчас рванет.

Через несколько минут впереди раздался долгий, протяжный взрыв. Ударило волной воздуха, и сразу стало тихо. Прекратились и выстрелы.

- Какой дурак это сделал! - ругался Михайленко. - Также можно и своих задеть! - "Ровно семьдесят", - удивился он, закончив счет стоявших на дороге автомашин.

Группа лейтенанта Червова, с которой был и Вольхин, на своем участке немцев разогнала быстро. Бойцы уже шарили по машинам, а Червов, подойдя к легковушке, по кузов застрявшей в грязи, увидел на сиденье портфель.

- Эй, рус! - услышал Червов и оглянулся.

Из бурьяна метров в двадцати встали несколько немцев с поднятым руками.

Червов сначала опешил, но потом приказал пленным построиться в шеренгу. Пересчитал их, оказалось ровно двадцать человек, приказал сдать документы. Немцы поняли, начали дружно расстегивать карманы своих френчей.

Лейтенант Червов собрал у всех документы.

- Ну, как тут у вас? - подошел к Червову Михайленко.

- Все машины оказались со снарядами. - ответил Червов, - пятерых убили, да вот двадцать сами сдались. Что с ними делать? И портфель вот, с документами.

- Пленных пока охраняйте. Портфель давай, полковнику Гришину отнесем.

- А у нас там целая машина со шнапсом стоит, в другой - куры жареные в пакетах, - рассказал подошедший политрук Старостин. - Две машины шоколаду, а в одной "Тройной" одеколон - где-то, значит, грабанули наш магазин.

- Дай-ка хлебнуть, - попросил Михайленко фляжку у бойца. - А у меня, представляешь, фляжку пулей сбило. Так, ладно, охраняйте колонну, а мы к Баранову сходим.

Солдаты лейтенанта Семена Баранова, когда к ним подошли Михайленко и Старостин, сбившись в кучу, громко хохотали.

- Что у вас тут смешного? - спросил Михайленко, войдя в круг.

Какой-то тощий боец напялил на себя немецкий мундир и изображал генерала.

- А ведь мундир-то, похоже, и правда генеральский, - сказал Старостин.

- Так это с него и сняли померить, - показал кто-то на немца, стоявшего в сторонке и дрожавшего от холода или от страха.

- Это не его мундир. Генерал пожилой, в избе лежит, ранили его в обе ноги, - добавил кто-то.

- Так уж и генерал, - усомнился Михайленко. - Полковник хотя бы.

- Смотрите, погоны какие: плетеные, серебряные.

Бойцы опять чему-то громко засмеялись.

Михайленко вывел Баранова из круга.

- Ну, Семен, молодцы твои ребята. Как действовали - я не ожидал. Ведь вчера все еще еле ноги таскали.

- У меня и убитых-то всего один человек, - сказал Баранов, - а раненых вообще нет. Коробков молодец, не ожидал от него: первый бросился в атаку, когда к деревне подошли. За ним и все поднялись. Пятерых, кажется, уложил. Григорьев двоих застрелил, троих в плен взял, а Папанов - семерых привел, как на веревочке, да троих, говорит, убил. Они, было, в контратаку сунулись, так Яковлев их один остановил, их человек двадцать было - гранатами забросал. Арисов отлично действовал, четверых уложил. И все из отделения Корчагина. Молодцы ребята, я просто не ожидал такой инициативы. Выше всяких похвал!

- А Корчагин где? - спросил Старостин Баранова.

- Молодец, командует уверенно. Самое дружное отделение. Представь себе: с начала войны все держатся, как заговоренные. А сам Корчагин в каком-то сарае десять немцев уложил. Они сидят лопочут - ала-ла, а он туда гранату, и - тишина.

- Товарищи командиры, - к Михайленко подошел старик в драном овчинном полушубке, - не вижу, кто у вас здесь старший...

- Что тебе, отец? - спросил его Старостин.

- У соседнего хутора тоже полно немецких машин.

- Далеко отсюда?

- Версты две, не боле. Трояновским хутор прозывается.

- Проводишь, отец? - спросил Михайленко. - Баранов, возьми с собой человек пять и сходи разведай. Николай, - повернулся он к Старостину, - я сейчас записку набросаю, отвезешь ее полковнику Гришину. Передай, что могут идти сюда.

Старик, как и договорились, что если немцев нет, дал сигнал Баранову, и разведка смело вошла на хутор. Баранов отослал двоих к Михайленко, а сам с сержантами Олейником, Коробковым и Литвиновым принялись считать и осматривать автомашины. Стояло их, застрявших в непролазной грязи, около двадцати, все с обмундированием и продуктами. Только они начали набивать свои вещмешки шоколадом, как на хутор въехал немецкий танк. Он сделал выстрел, зацепил одну машину корпусом и остановился, поводя башней.

- Уходим, - тихо сказал своим сержантам лейтенант Баранов, - Никуда они от нас теперь не денутся.

Полковники Гришин и Яманов и комиссар дивизии Канцедал, когда пришли со штабом в Гремячее, не сразу и поверили своим глазам, что на дороге стоит столь длинная колонна захваченных их бойцами автомашин.

- А ведь большое дело сделали, Алексей Александрович, - довольно сказал Гришин Яманову. - Вот что значит, действовать решительно и смело. Этой операцией мы за многое оправдаемся да и с фрицами посчитались неплохо.

- Товарищ полковник, здесь в избе раненый немецкий генерал, - подошел к Гришину взволнованный капитан Лукьянюк.

- Пойдем посмотрим.

У крыльца на бревнах сидели двое немцев. Полковник Яманов, заходивший в избу последним, услышал, как один из них нарочно громко сказал: "Руссише швайне".

- Что-о? - Яманов, бледнея от ненависти, вытащил из кобуры браунинг.

- О, белгиен, - кивнул на браунинг немец, сразу расплываясь в подобострастной улыбке.