Олег Царев - Роковые иллюзии

Орлов явно намеревался шантажировать советскую разведслужбу, и это весьма ясно выражено в приложении на двух страницах. Для этого он упомянул об операции с испанским золотом, о «всей его значительной работе» в связи с Троцким и его сыном, о своей роли в организации политического террора в Испании. Он также напомнил обо всех операциях, проведенных им «в стране Графлена» (тогдашнего резидента в Лондоне, и, следовательно, так обозначали в НКВД Великобританию) и «в стране „Фина"» (Франция), с которой он поддерживал тесную оперативную связь. Затронул Орлов и другие случаи и операции, обозначая их условными названиями, которые еще предстоит проследить в советских документах того времени. Но сам факт, что они оказались столь не поддающимися расшифровке, говорит об их секретном характере и последующих усилиях убрать ссылки на них из архивов НКВД.

Эти агенты представляли собой «бриллианты из сокровищницы» советских разведывательных сетей. И не требуется много ума, столь патологически настроенного на подозрительность, как у «Карлика» и его «Большого Хозяина», чтобы понять, что такой опытный офицер разведки, как Орлов, должен был из предосторожности сохранить копию этого имеющего своей целью шантаж списка. Они, конечно, были уверены, что Орлов положил копию на хранение в банковский сейф и дал инструкции своему адвокату вскрыть его в случае его исчезновения или внезапной смерти. Этот список был напоминанием Орлова Ежову и предположительно Сталину, которому его покажут, о том, что, предпринимая против него репрессивные действия, они рисковали не менее, чем разоблачением самых важных зарубежных агентурных сетей советской разведки. В то же время он содержал указание на то, что Орлов обещал держать свой рот на замке в обмен на гарантию, что не будет причинено никакого вреда его родственникам в России и что НКВД прекратит охоту за ним и его семьей.

Это был договор, продуманный с дьявольской изобретательностью, и он не оставлял советскому диктатору и его приспешникам никакого иного выбора в сложившихся обстоятельствах, кроме как согласиться на условия Орлова и поверить, что он выполнит свою часть сделки. Архивные документы ясно показывают, что когда письмо Орлова добралось до Москвы в середине августа, в Центре уже был составлен словесный портрет беглеца для организаций глобальной охоты за ним. Однако этой операций так никогда и не был дан сигнал к старту. Она была отменена по указанию «сверху» [670].

В архивах НКВД есть документальное подтверждение того, насколько быстро Ежов и, предположительно, Сталин поддались на шантаж Орлова. Оно содержится в досье Шпигельгласса, в его очень подробном признании, которое он сделал через шесть месяцев после своего ареста за «предательство» в ноябре 1938 года: «Когда Никольский (Орлов) стал невозвращенцем, он написал письмо Ежову, в котором заявил, что, если только заметит малейший намек на слежку за собой, он раскроет компрометирующие документы. После этого Ежов дал указание не трогать Никольского» [671].

Ставки в опасной игре, которую вел Орлов, были высоки, и, по-видимому, Ежову и Сталину было ясно, что это не было пустой угрозой. Как показывает досье Орлова, к моменту своего бегства в 1938 году он знал подробности крупнейших операций, в которых были задействованы агенты большинства тайных агентурных сетей в Европе, Великобритании и Соединенных Штатах. Предполагалось, что «оксбриджская» сеть в Великобритании и берлинская сеть в Германии будут приобретать все большее значение, а поэтому у Сталина тем более была причина выполнять свою часть условий сделки. Орлов не мог знать, насколько увеличилась с годами ценность его «страхового полиса». Но важно то, что он умышленно скрыл от американских следователей подлинное содержание письма, которое он написал в Центр; он позволил Филби, Бланту и оксфордским «кротам» продолжать работать на Москву в высших эшелонах британского правительства.

Важно также и то, что, несмотря на утверждение Орлова о предоставлении Сталину информации, доказывавшей, что Ежов не подчинился его четким указаниям во время похищения генерала Миллера, об этом вообще не упоминается в письме, хранящемся в архивах КГБ. Это, как оказывается, было еще одним элементом поразительного обмана Орлова. Его решение выполнить со своей стороны условия этого дьявольского договоpa — не выдавать Филби и других перечисленных им агентов — составляло часть роковой иллюзии, которая делала тайные агентурные сети КГБ в Великобритании такой могущественной силой в годы «холодной войны».

Когда во вторую неделю августа 1938 года Натан Курник вернулся в Монреаль на борту «Эмпресс оф Остралиа», доставив письмо Орлова с угрозой разоблачения, он уже не застал своего кузена в Канаде. Пока Курник был во Франции, Орлов приступил к осуществлению второго этапа своего плана выживания. Он посетил американскую дипломатическую миссию в Оттаве и самым естественным образом попросил разрешения на въезд в Соединенные Штаты, представив свой советский дипломатический паспорт за № 3632 и паспорт своей жены за № 3633 и утверждая, что он аккредитован в штате советского полпреда Трояновского в Вашингтоне. Американцы удовлетворили его просьбу в заведенном порядке. Они выдали ему визу А2 472 620, разрешив ему и его семье въезд в США для пребывания в течение неограниченного времени в качестве дипломата иностранного государства в соответствии с разделом 3–1 Закона об иммиграции 1924 года. Когда поезд из Оттавы остановился в Раузес-Пойнт в штате Нью-Йорк 13 августа 1938 г., ровно через месяц после отъезда Орлова из Парижа, его документы были проштампованы пограничной службой США [672].

«Я воспользовался этим паспортом для поездки», — сказал Орлов следователям из Службы иммиграции и натурализации пятнадцать лет спустя. Однако, поскольку он утверждал, что является аккредитованным дипломатом, он въехал в США незаконно. Орлов тем не менее настаивал на том, что он «отказался от предоставленных мне прав представлять советское правительство, но мой дипломатический паспорт оставался действительным, поскольку заявление об отставке было получено в Москве позднее». По его словам, его обман был обусловлен желанием защитить свою жизнь и жизнь Марии и дочери Веры [673],

Когда семья прибыла в Нью-Йорк, Орлов использовал фамилию своего кузена, зарегистрировавшись как г-н и г-жа Леон Курник в отеле «Веллингтон», расположенном на пересечении 55-й улицы с Бродвеем. Возможно, высокое здание красного кирпича и не принадлежало к числу самых шикарных отелей в городе, но оно было достаточно большим, чтобы обеспечить анонимность, к которой стремился бежавший генерал НКВД, поскольку среди его постояльцев было немало иностранцев. Орлов сообщил свой адрес только Исааку Рабиновичу, и именно через него Курнику, наконец, удалось устроить встречу с Орловым после своего возвращения в Нью-Йорк. Она состоялась не в «Веллингтоне», а в гостинице «Сент-Джордж», как рассказывал Курник ФБР. Он вспоминал, как после подробного рассказа Орлову о поездке в Париж тот сказал ему, что «он очень хорошо знал Сталина и что Сталин — это человек, движимый чувством мести и что он никогда не забывает своих врагов». По словам Курника, у него сложилось сильное впечатление, что его кузен «в общем боялся Сталина» [674].