Олег Царев - Роковые иллюзии

Однако Гувер и его следователи из ФБР не учли разумный совет бывшего руководителя ЦРУ. Торопясь выполнить приказ своего директора и в минимальные сроки установить все факты, следователи из ФБР забыли об осторожности во время решающего первого собеседования с Орловым. Вместо попытки завоевать его доверие мягкостью следователи Гувера во время допроса шли, как быки, напролом. После появления статей в «Лайфе» вереница упрямых агентов бюро в течение нескольких недель протаптывала официальную дорожку к роскошным нью-йоркским апартаментам, только что снятым Орловыми. Бывший генерал и оберегающая его покой жена надеялись насладиться некоторым комфортом, в котором так долго себе отказывали, но их вновь обретенные финансовые средства не могли обеспечить им уединения. Они подвергались безжалостным допросам, и никакие психологические тонкости или демонстрируемая ими боязнь возмездия из Москвы не принимались во внимание.

Агенты Гувера начали оказывать давление на Орлова, чтобы немедленно получить ответы на тысячи вопросов. Сам директор сразу же невзлюбил Орлова за то, что он не пришел к ним раньше. Приступ уязвленного самолюбия только усилился, когда Гувер узнал, что бостонское отделение ФБР еще одиннадцать лет назад завело на Орлова, тогда проживавшего под именем Александр Берг, досье под грифом «Внутренняя безопасность — G» (германское направление). В надписи слово «германское» было немедленно заменено на «русское», и агенты Гувера рассыпались во все стороны, чтобы найти и расспросить тех, кто был в контакте с бывшим генералом за все пятнадцать лет его подпольной ссылки.

Вскоре были получены смущенные признания от бывшего генерального прокурора Фрэнсиса Бидла и от Эрла Г. Гаррисона, директора Бюро регистрации иностранцев. Они признали, что санкционировали регистрацию Орлова с отклонением от правил. Десятилетней давности регистрационные книги отелей в Нью-Йорке, Бостоне и Филадельфии внимательно просматривались, чтобы обнаружить следы супружеской пары, останавливавшейся в них под фамилиями Берг или Курник. В Лос-Анджелесе было затребовано медицинское свидетельство о смерти Вероники Орловой, и был подробно допрошен лечивший ее врач. В Филадельфии, Бостоне и Питсбурге проверили банковские ведомости и повторно опросили служащих, выписывавших супругам в течение всех этих лет счета об уплате за пользование личным сейфом в банке. Местные агенты в Кливленде, Бостоне и Лос-Анджелесе отыскивали управляющих домами и соседей Орловых, чтобы воссоздать картину их спартанского образа жизни и поведения. Затем расследование застопорилось, поскольку Орловы категорически отказались разглашать имена своих кузенов, помогавших им, поскольку, по их словам, это могло бы поставить под угрозу родственников, все еще проживавших в Советском Союзе.

Досье Орлова, заведенное в ФБР, быстро растолстело за два года, последовавшие за его публичным появлением на сцене; это говорит как о масштабах расследования, так и о крушении надежд бюро. Несмотря на все усилия, трофеев, которых требовал Гувер, взять не удалось. Ссылаясь на свою неосведомленность, Орлов не выдал ни одной крупной советской агентурной сети. Отказ властей разрешить обнародовать хотя бы один протокол допроса Орлова (они составляют 800 страниц Документации, рассекреченных в соответствии с законом о свободе информации) можно объяснить провалом в методах работы ФБР в этом деле. Почти половину страниц составляют пробелы или вымарки под предлогом того, что этот материал якобы должен «сохраняться в тайне в интересах национальной безопасности и внешней политики» [754]. Другие документы не рассекречиваются, по-видимому, потому, что ФБР было бы нежелательно раскрывать свои методы допросов. Открытый доступ был получен лишь к протоколам допросов Орлова, проведенных Службой иммиграции и натурализации.

Несмотря на вымарки в документах ФБР по этому делу, диапазон и объем информации, полученной от бывшего высокопоставленного работника НКВД, можно вычислить на основе списка фамилий, составленного военной разведкой США по краткому анализу досье Орлова, проведенному ФБР в 1954 году. Рассекреченный в соответствии с другими статьями закона о свободе информации, этот список включает шестьдесят четыре фамилии, ни одна из которых не являлась чем-то новым для следователей ФБР [755]. Личности большинства из них можно установить на основании ответов допрашиваемых, содержащихся в рассекреченных разделах досье ФБР, и последующих свидетельских показаниях Орлова, которые он давал на двух заседаниях сенатского подкомитета по внутренней безопасности. Однако, если судить по некоторым упоминаниям, не подвергшимся цензуре, ФБР, по-видимому, считало, что, если на Орлова как следует надавить, он даст информацию о советских операциях, которая помогла бы прояснить нераскрытые дела под грифом «Внутренняя безопасность — R» (русское направление), хранящиеся в архивах бюро. Орлов, со своей стороны, также подкинул кое-какие ложные следы, чтобы отвлечь следователей. Он рассказал ФБР, что перед осенью 1935 года, когда был в Москве, он видел копии секретных докладов госдепартамента, которые, возможно, были переданы НКВД одним неопознанным шифровальщиком из посольства США в Москве [756].

На многие конкретные вопросы, задававшиеся ФБР, Орлов просто говорил, что не может ответить, потому что они относятся к случаям, происшедшим после того, как он разорвал связи с Москвой летом 1938 года. Гуверу явно было трудно поверить, что бывший генерал НКВД не обладает энциклопедическими знаниями о советских разведывательных операциях, о которых он предполагал. Подобно всем перебежчикам, Орлов имел свое расписание выдачи капли за каплей «секретов», чтобы обеспечить непрекращающееся получение «талончиков на питание». Но он знал также, какие именно секреты он не намерен выдавать, и, в отличие от большинства других бежавших офицеров советской разведки, в распоряжении Орлова было много лет для подготовки своей «легенды» и оправдания. У него было достаточно времени, чтобы запомнить свою версию и выработать наилучший способ, как изложить свою историю, не раскрывая подробностей, которые он решил скрыть, и в то же время создав впечатление, что он общителен и честен.

«Я никогда не надеялся, что близок к тому, чтобы получить от него всю информацию, которую я хотел бы получить» — так говорил Эдвард Маккарти. Будучи одним из первых следователей ФБР, назначенных на это дело, он обнаружил, что имеет дело с «очень сильной личностью», чьи «вымыслы» добавляли еще больше внушительности его манере держаться. Он вспоминал, что г-жа Орлова изредка присутствовала во время длительных собеседований с ее мужем летом 1953 года. «Я никогда не сомневался, что он впечатляющая личность», — говорил Маккарти, вспоминая, что обстоятельства были против ФБР, так как они не имели никакой информации об Орлове, кроме той, о которой он написал в своей книге. Он сказал, что ему и в голову не пришло спрашивать Орлова о недавно бежавших Бёрджессе и Маклейне, так как ФБР не имело ни малейшего понятия о том, что он когда-либо был в Англии. По словам Маккарти, который работал в нью-йоркском отделении ФБР, в штаб-квартире бюро главное место отводилось попыткам узнать, что мог рассказать им бывший офицер НКВД о советских агентурных сетях в Америке. «Не забывайте, что в то время не считалось, что он так важен», — говорил Маккарти, объяснив, что внимание ФБР было тогда сконцентрировано на деле Розенбергов и оно не имело понятия о значении Орлова. Орлов, который никогда не показывал, какой информацией на самом деле обладает, также очень искусно создавал впечатление, будто он рассказывает все, что знает [757].