Олег Царев - Роковые иллюзии

«Это было как раз то, что хотел услышать служащий, — заметил Феоктистов, вспоминая, как он затем вернулся в машину и проехал около одиннадцати миль за город, чтобы найти мотель, где можно было бы переночевать. Он знал по опыту, что по пятницам управляющие мотелей уезжают с работы пораньше на уик-энд, оставляя свои заведения на попечение обслуживающего персонала. В скромном, неприглядном мотеле на берегу озера, который он выбрал, дежурил лишь один молодой портье. Поэтому, когда он попросил его заполнить бланк регистрации, Феоктистов, воспользовавшись обычным приемом КГБ, протянул ему десятидолларовую банкноту в счет оплаты постоя и сказал, что поскольку уедет рано утром, то Оставит заполненный бланк в номере.

«Нет необходимости говорить, что я не заполнил бланк, но я действительно выехал назавтра в 5 часов утра, когда никого вокруг еще не было, — рассказывал Феоктистов. — Портье прикарманил 10 долларов, на что он и рассчитывал, а я не оставил никаких следов своего пребывания в районе Кливленда, на что рассчитывал я» [846].

Было чуть больше шести часов утра 10 августа 1971 г., когда Феоктистов в своем «плимут-валианте» проехал мимо дома, в котором жили Орловы, на Клифтон-роуд на окраине Кливленда. Объехав вокруг квартала, Феоктистов остановил машину около расположенного поблизости парка, где его жена и дочь могли поразмяться, вместо того чтобы сидеть в душной машине.

«Я предупредил жену, что, если не вернусь через три часа, она должна позвонить Орловым и попросить меня к телефону. Если ей откажут, она должна пригрозить им, что их квартира будет взорвана. Потом он перешел на другую сторону к кирпичному жилому дому. На сей раз ему не пришлось ждать, пока удастся войти, поскольку там как раз в это время разгружался грузовичок, доставлявший белье из прачечной. Проверив номер квартиры Орловых, он поднялся в лифте до шестого этажа и позвонил в дверь квартиры № 507.

«Дверь открыла г-жа Орлова, но она меня не узнала, даже когда я представился», — сказал Феоктистов. Ее замешательство, по словам Феоктистова, объяснялось тем, что он выглядел «как хиппи». Небритый, в шортах, сандалиях и спортивной рубашке с короткими рукавами, он снова был вынужден предъявить паспорт. «Когда вы порвали с вашим правительством?», — спросила г-жа Орлова, предположив, что он тоже стал перебежчиком [847]. Когда Феоктистов заверил ее, что продолжает работать на советское правительство, она настойчиво потребовала, чтобы он повернулся и встал лицом к стенке, подвергла его тщательному обыску, осмотрев даже его часы и внутреннюю часть обуви, и лишь потом позволила войти в квартиру. Там он увидел Орлова, который был уже одет в светлые брюки и спортивный свитер. По словам Феоктистова, он был ничуть не встревожен, но очень заинтересовался, как его удалось найти на сей раз.

«У нас что, везде есть свои люди?», — спросил Орлов офицера КГБ, широко улыбнувшись с понимающим видом. Он предложил Феоктистову присесть на диван, а сам стянул с себя свитер и завернул в него телефонный аппарат. Однако, не будучи уверен, что полностью обезопасил себя и гостя от подслушивания, он предложил перейти на кухню для того, чтобы поговорить с глазу на глаз.

Согласно версии Орлова, которую он впоследствии дал ФБР, офицер КГБ во время второго посещения «продолжил свою льстивую литанию с того места, на котором вынужден был прерваться в Анн-Арборе два года тому назад» [848]. Феоктистов заверил супругов, что Орлова считают героем в Советском Союзе и восхищаются его преданностью. Цель этого второго посещения заключалась в том, чтобы получить разрешение на публикацию монографии, прославляющей его великие деяния. Феоктистов, по словам Орлова, перечислил имена старых друзей, которые были бы рады его возвращению в Москву. Орлов впоследствии заверил ФБР, что, насколько ему известно, все эти люди были ликвидированы. Он сказал также, что отказался дать посетителю список друзей, которые, возможно, еще живы, и что Мария тоже отказалась от предложения связаться с ее сестрами [849].

ФБР было рассказано о том, как престарелая супружеская чета храбро отражала все заигрывания Феоктистова, включая предложение познакомиться с его женой и дочерью. Это, по словам Орловых, была отвратительная попытка усыпить их бдительность и застигнуть врасплох. Они утверждали, что сказали Феоктистову, что он делает все только по приказу своих хозяев и что их калачом не заманишь в Россию. Встреча не только была короткой, но Мария сама положила ей конец, указав агенту КГБ на дверь и пригрозив позвать полицию. Оба они решительно повторяли, что не хотели бы когда-либо увидеть снова ни КГБ, ни какого-нибудь советского чиновника [850].

Феоктистов как в своем отчете, написанном в то время, так и в воспоминаниях, которыми он поделился в ходе интервью двадцать лет спустя, рисует совершенно иную картину. Он рассказывал, как Орлов заговорщически улыбался, когда они пошли на кухню, чтобы быть на безопасном расстоянии от того, что он назвал «современной подслушивающей аппаратурой», указав рукой на радио и телефон. По словам Феоктистова, их долгий подробный разговор продолжался почти пять часов. Он вспоминал, как в начале разговора Орлов упомянул, что когда-то жил на Кашенкином Лугу, а Феоктистов заметил, что сам хорошо знал эти места. Он рассказал Орлову, как в юности, еще перед войной, был завзятым поклонником физкультуры и в порядке разминки делал пробежки в этой округе мимо старого колодца с «журавлем», а потом освежался холодной водой, которую доставали из колодца ведром, прикрепленным к длинному деревянному шесту. Эти воспоминания, по словам Феоктистова, рассеяли у Орлова последние подозрения относительно него [851].

После этого Орлов разоткровенничался и признался, что во время первого посещения Феоктистовым его квартиры в Анн-Арборе они с Марией думали, что тот, возможно, провокатор, что, может быть, он — сотрудник ФБР, явившийся под видом агента КГБ, чтобы выманить у него секреты советской разведки, которые он так и не выдал американцам. Их беспокойство немного развеялось, когда Феоктистов правильно назвал имена его дядюшки и сестер Марии, но у них все-таки не было уверенности, что их не заманивают в ловушку.

«Американская разведка знает многое, но не все», — сказал Орлов Феоктистову, заверив его, что, после того как он упомянул о колодце на Кашенкином Лугу, у него «не осталось никаких сомнений», поскольку ни ФБР, ни ЦРУ никак не могло быть известно таких исторических и ныне уже не существующих деталей о старой Москве [852].

Как только последний лед недоверия со стороны Орлова, наконец, растаял, Феоктистов услышал от него подробности обо всех событиях, которые хотелось узнать Центру. Орлов рассказал ему о главных операциях, в которых он участвовал в Европе, назвав Филби и четырех других кембриджских агентов, которые были завербованы до того, как он получил назначение в Испанию в 1936 году. По словам Феоктистова, Орлов в течение нескольких часов подробнейшим образом рассказывал ему обо всем, что произошло с ним и его семьей после получения им той злополучной телеграммы из Москвы в июле 1938 года.