Евгений Доллман - Переводчик Гитлера. Десять лет среди лидеров нацизма. 1934-1944

– Столкнувшись с такой мощной волной людской злобы, мой дорогой Доллман, я почувствовал, что у меня нет сил бороться с ней.

Это был бы прекрасный ответ, с моей точки зрения, если бы не тот факт, что безразличие дуче стоило ему самому свободы, а Италию привело к поражению в войне.

Буффарини продолжал свое представление. Нет смысла перечислять всех персонажей, которых он изобразил. За небольшим исключением, все они были мелкой сошкой, которая заботилась только о своем будущем и пыталась спрятать свой страх и амбиции под маской патриотизма. Ни один из них не обладал благородным величием шекспировского Брута, и история была права, сохранив им жизнь, но лишив власти и славы.

Наконец настало последнее действие. Меланхоличным голосом Буффарини перечислил имена тех, кто голосовал против Муссолини. Еще раз перевоплотившись в дуче, он гордо выпрямился – но только для того, чтобы снова уступить:

– Вы сами породили этот правительственный кризис. Заседание прерывается. Я отдаю вам «салют, посвященный дуче».

Заседание в кабинете Макензена тоже подходило к концу. Посол спросил, как, по мнению Буффарини, обстоят дела сейчас. Буффарини ответил, что плохо, но не безнадежно, если Муссолини не будет считать себя связанным результатами голосования и предпримет решительные действия. Однако мы так и не узнали, в чем они должны были заключаться, поскольку в эту минуту его позвали к телефону. Он вернулся возбужденный и заявил, что дуче вскоре предстанет перед королем – этой встречи потребовал Виктор-Эммануил. Потом Буффарини воздел к небу руки и прошептал:

– Mamma mia!

Макензен пытался успокоить его. Как бывший адъютант Августа-Вильгельма, сына кайзера, и верный слуга императрицы Августы-Виктории, он, вслед за Муссолини, не допускал и мысли о том, что король способен на предательство. Он забыл, что итальянский двор – это вовсе не двор прусского короля, а Виктор-Эммануил – не Вильгельм II. Мы с Буффарини скептически отнеслись к словам посла. Потом Буффарини заявил, что должен срочно нанести визит донне Ракеле на виллу Торлония. Он многозначительно посмотрел на меня, но я отвел глаза. Не мог же я разговаривать о просьбе донны Ракеле в присутствии посла!

Было уже около пяти часов вечера. Посол собрал отпечатанные листы и отправился отсылать их Риббентропу по телетайпу. Доклад Макензена попал на стол к Риббентропу как раз в тот момент, когда Муссолини был арестован по приказу своего короля и императора. Немецкий министр иностранных дел был вне себя от ярости, читая этот доклад, но только ясновидящий мог бы предвидеть, что Виктору-Эммануилу потребуется всего двадцать минут, чтобы избавиться от человека, которому он в 1922 году вверил судьбу Италии, и запереть его в казарме карабинеров в качестве королевского пленника. Диктатора доставили туда в машине скорой помощи.

Примерно в то же самое время я посетил руководителя фашистской милиции генерала Энцо Гальбиати в его римской штаб-квартире. Я ожидал увидеть хорошо защищенную крепость, кишащую вооруженными людьми, но ошибся. Во дворе меня встретили несколько скучающих типов, один из которых неохотно согласился проводить меня в кабинет генерала. Считая, что драм на сегодня достаточно, я был рад очутиться в атмосфере всеобщего спокойствия и стал ждать, чего со мной раньше никогда не случалось. Наконец в кабинет вошел генерал, свежий и бодрый на вид. Он только что вернулся из поездки в разбомбленный район города, которую совершил вместе с Муссолини, и был полон впечатлений. Он сообщил мне, что люди очень обрадовались при виде дуче. Я промолчал, вспомнив, что говорили мне друзья Альфредо.

После этого я спросил, что он собирается делать со своей милицией и в особенности с дивизией «М», со всеми ее инструкторами из войск СС, «Тиграми», зенитками и другой техникой. Он закатил глаза, как это любил делать дуче – на этом, правда, их сходство заканчивалось, – и произнес:

– Мы совершим марш!

Я спросил его когда, куда и зачем, и он совершенно обезоружил меня своим ответом:

– Всегда готов!

Я молча выслушал серию лозунгов, которые знал наизусть: «Наша жизнь принадлежит дуче!», «Моя милиция будет сражаться за него до последней капли крови!», «Дуче, командуй! Мы пойдем за тобой!». Это был утомительный и бессмысленный монолог. Чтобы прекратить его, я спросил, что будет, если дуче окажется в таком положении, когда он уже не сможет отдавать приказы. Но генерал Энцо Гальбиати, прекрасный молодой человек, не замеченный в трусости, не растерялся:

– Дуче всегда сможет отдать приказ!

Я понял, что он безнадежен. Гальбиати, наивный и уверенный во всемогуществе дуче, мог только следовать за ним, повиноваться и маршировать, выполняя приказы, поэтому я не стал посвящать его в подробности сложившейся обстановки. Вместо этого я предложил ему посетить дивизию, расположенную в Сутри, как раз за границей Рима, но он не пошел на это, поскольку ждал приказа от дуче.

Мы оба тогда еще не знали, что он его никогда не дождется. Я уехал домой, где намеревался в одиночестве обдумать сложившуюся ситуацию на моей прекрасной террасе, которая выходила на Пьяцца ди Спанья, и попытаться найти решение.

Я все еще предавался раздумьям, когда на террасу вбежала запыхавшаяся Биби и сообщила, что позвонил дон Франческо, ее князь, и сказал, что его величество приказал арестовать Муссолини и поручил маршалу Бадольо сформировать новое правительство. Вспомнив, как я переводил книгу Бадольо «Абиссинская кампания» и фотографию ее автора, которая стояла на моем письменном столе, я решил сразу ехать на виллу Волконской и ждать там неизбежных контрмер со стороны фашистов.

Но я их так и не дождался. Посол и его жена, офицеры ставки фельдмаршала Кессельринга во Фраскати, пригороде Рима, лакеи, повара, садовники и горничные посольства – все ждали напрасно. У ворот виллы собралась небольшая толпа, но не для того, чтобы с нашей помощью освободить дуче и вернуть ему власть, а затем, чтобы выкрикивать оскорбления в адрес фашистов, нашедших убежище в здании посольства.

Я попытался дозвониться до Буффарини-Гвиди и до других участников нашего обеда в ресторане «Сан Карло», но их телефоны не отвечали, как и телефон на вилле Торлония.

В то же время из Берлина и из ставки Гитлера звонили не переставая. Мне никогда еще не приходилось выслушивать столько противоречивых, отменяющих друг друга, гневных, высокомерных, презрительных и оптимистических приказов по телефону, как в тот день. «Дуче должен быть немедленно освобожден!» «Как чувствует себя дуче и где он находится?» «Король-император и его маршал – предатели и должны быть немедленно свергнуты!» «Нужно немедленно послать его величеству запрос о судьбе Муссолини». «Маршал Бадольо не будет признан главой правительства». «Его величество, как выяснилось, велел сформировать новое правительство на вполне законных основаниях и в соответствии с итальянской конституцией – или нет?» «Ожидаемое фашистское восстание масс будет поддержано самым энергичным образом». «Я требую немедленного освобождения Муссолини. Германия с радостью примет его как гостя». «Сможет ли Муссолини вернуть себе власть с помощью восставших фашистов?» «Как следует поступить с королем?»