Анри Сансон - Записки палача, или Политические и исторические тайны Франции, книга 1

Слуга, занимавший должность церковного ключника, объявил, что он по своей должности обязан принять участие в избавлении человеческой души от когтей злого духа и поэтому последовал за своим господином. Служанки также хотели насладиться предстоявшим зрелищем. Как только новость, что будут вешать известного преступника, распространилась по селению, как все его жители: мужчины и женщины, старцы и дети, и даже собаки заняли свое место в процессии, во главе которой шли ложные полицейские, солдаты и их пленник.

Когда священник сделал несколько замечаний относительно преклонных лет предполагаемого преступника, предводитель солдат отвечал, что этот бездельник в продолжение своей преступной жизни находил особое удовольствие грабить преимущественно духовных лиц и это, по-видимому, убедило его решиться присутствовать при казни престарелого преступника.

Господин де Блиньяк играл свою роль с искусством опытного и даровитого актера.

Но в минуту, когда бандит, представлявший палача, помогал ему взойти по лестнице, сверху которой качалась веревка, прикрепленная к самому толстому из ветвей прекрасного дуба, когда толпа, задыхаясь от волнения, с беспокойством, выражавшимся на всех лицах, ожидала развязки, случилось то, о чем господин де Блиньяк не подумал при составлении своей программы.

По воле ли случая или какой-нибудь изменник известил полицмейстера, что вероятнее всего, но в эту самую минуту уже не подставные, а настоящие полицейские солдаты появились на месте действия, кинулись на своих двойников, которые при виде их рассыпались во все стороны.

Ложный палач, сидевший на ветке над головой осужденного и, по-видимому, готовивший веревку, увидел и узнал первых врагов людей своей компании.

В один прыжок он был на земле; но, соскакивая, столкнул господина де Блиньяка, стоявшего на верхней перекладине лестницы. Несчастный предводитель упал и переломил себе позвоночник: он лишился жизни, думая быть в шутку повешенным.

Сын Сансона де Лонгеваля, носивший имя отца, официально вступил в должность, обязанности которой он уже выполнял в продолжение пяти лет.

Приказ его назначения на эту службу отмечен сентября 1703 года.

Шарль Сансон имел мягкий и меланхолический характер своей матери, Маргариты Жуаннь; его чувства были скорее нежны, чем страстны: он любил только один раз в жизни, но сохранил эту привязанность до самой смерти.

30 апреля 1707 года он женился на Марте Дюбю, сестре своей мачехи.

Нет ничего странного в том, что отец и сын вступили в брак с двумя сестрами, если вспомнить, как несоответственна была вторая женитьба годам Сансона де Лонгеваля, искавшего в этом союзе более подругу и утешительницу своей старости, чем жену, чтобы разделять с нею супружеское ложе. К тому же, кстати, скажем об этом справедливо, что при печальных условиях, в которых мы жили, мы не могли выбирать себе жену вне нашей сферы. Таким образом, вдова Сансона де Лонгеваля сделалась невесткой того, которому прежде приходилась мачехой, и молодая женщина, на которой женился Шарль Сансон, была до своего брака его теткой.

Шарль Сансон приложил все усилия, чтобы сделать для Марты Дюбю сносной печальную жизнь, в которую он ее ввел. Должность исполнителя приговоров была в то время чрезвычайно доходна; прибыль от взимания в его пользу части товаров достигала шестидесяти тысяч ливров ежегодно, а расходы по сбору поглощали только незначительную часть суммы. Потому мой второй предок мог окружить свою жену всем материальным достатком и даже всеми предметами роскоши повседневной жизни.

Спустя некоторое время после свадьбы, он покинул старый дом в Новой Франции. Его нотариус, господин Тувено, купил для него превосходный отель на углу улиц де Поассонье и д’Анфер, где теперь находится фобург Поассоньер и Синяя улица. Это тот самый дом, который в настоящее время стоит на углу улиц Папильон и Синей; но он претерпел такие преобразования, что его невозможно узнать. В ту эпоху это был большой отель, построенный между двором и садом и занимавший не менее тысячи двухсот акров. За домом находился обширный, живописно расположенный сад, часть которого, украшенная рощицами и длинными аллеями, имела вид настоящего парка.

Этот отель принадлежал господину Полю-Антоаню Кепье и достался через жену, Катерину Кенье, Шарлю-Огюсту Виллефонтеню, когда Шарль Сансон через своего нотариуса, господина Тувено, приобрел его в свое владение. Этот дом был достоянием нашего семейства до моего дедушки, продавшего его в 1778 году господам Папильон и Рибутте. Их имена носят две улицы, которые они провели на том самом месте, где при моих предках были расположены многочисленные аллеи сада. Без сомнения, немногим из обитателей этих двух улиц известно, что их дома стоят на том месте, где прежде прогуливались парижские исполнители уголовных приговоров после свершения своих кровавых обязанностей.

В 1778 году цена на землю так возросла, что мой дед продал этот дом и его принадлежности за сто тысяч ливров, между тем как Шарль Сансон отдал за него только шесть тысяч. Дом был двухэтажный и стоял в глубине обширного двора, окруженного всякого рода пристройками: навесами, конюшнями, каретными сараями, теплицами и т. д. В нижнем этаже находились сени, которые через двойную лестницу, составлявшую крыльцо, вели в сад. Направо от них были расположены кухня и службы; налево — столовая и зала. На первом этаже — комнаты моего предка, на втором — чердаки и людская.

С правой стороны главного строения, между ним и прачечной, находился проход, соединяющий двор с садом.

Прилегающий сад был одной из тех диковинок, которые соответствовали требованиям удобства той эпохи, и жалкие остатки которых мы находим среди груды строений городов настоящего времени. По-видимому, по мере того как человек делает успехи в цивилизации, он все более и более лишает себя воздуха и света. В больших городах целые семьи живут в темных углах, куда никогда не проникает дневной свет, и самые обеспеченные классы прозябают в своих каменных темницах, где зеркала и позолота не могут заменить им лазурь небесного свода, который недоступен их взорам, недоступен и чистый воздух полей, столь необходимый для их здоровья.

Обширные сады моих предков, по крайней мере, убеждали их в необходимости жить в городах; вечером они отдыхали в них, вдыхая свежий, чистый воздух. Сад Шарля Сансона, как уже я сказал, был своего рода образцом, потому что оставил в нашем семействе глубокие и неисчерпаемые воспоминания. На первом плане был расположен цветник, в котором кусты распускающихся цветов красовались по бокам аллей, — на клумбах и на вершине двух параллельных холмов; по ту сторону цветника тянулся длинный ряд гряд и клумб различной величины, разделенных дорожками, усеянными песком и старательно подчищенными. Дорожки были обсажены плодовыми деревьями, защищавшими их от лучей солнца, а в грядах росли всякого рода растения. Наконец, в конце сада находилась группа деревьев, которая, вместо беспорядка, характеризующего английские сады нашей эпохи, представляла, одну главную и четыре боковые аллеи, расположенные так, что под сенью зеленых деревьев можно было, не углубляясь в гущу леска, найти тень и прохладу от знойных лучей полуденного солнца.