Альберт Манфред - Наполеон Бонапарт

Наполеон, сосредоточив свою небольшую армию за Марной, узнал лишь 27 марта о том, что союзники идут на Париж. Он двинулся им навстречу: Париж нельзя было отдавать. Но было уже поздно.

31 марта 1814 года союзные армии во главе с императором Александром I вступили в Париж. Верхом на белом коне, рядом с прусским королем и князем Шварценбергом, представлявшим Австрийскую империю, впереди блестящей свиты генералов, во главе несметной армии союзников, объединившей все державы Европы, Александр, как Агамемнон, царь царей, вступил в столицу побежденной страны. За ними полк за полком, дивизия за дивизией вступали в незнакомой парижанам, странной, как им казалось, форме разноцветные армии шестой коалиции. Многие тысячи жителей французской столицы, прижавшись к стенам домов, в безмолвии следили за вступлением иностранных войск в Париж.

Князь Беневентский, хромой бес, лукавый оборотень, прятавшийся все эти грозные дни-где-то в тиши, невидимый, неслышный, почти дематериализовавшийся, вынырнул из неизвестности и вдруг оказался сразу на самом видном месте. Император Александр ночевал в его доме; ему сказали, что останавливаться в Тюильрийском дворце небезопасно, и он избрал особняк Талейрана. Престиж князя Беневентского сразу резко возрос.

Важный, степенный, медлительный в движениях, в напудренном белом парике, опираясь на старинную трость с дорогим набалдашником, князь Талейран вошел величественно в Сенат, как в собственный дом. В своих мемуарах он позднее писал: «На 2-е апреля я созвал Сенат» [1197] Талейран. Мемуары, стр. 297. . Все головы повернулись в его сторону, и было вполне естественно, что человек, так уверенно действовавший в эти смутные часы, был избран главой временного правительства. Правда, это правительство было составлено из неведомых французскому народу, да и обществу, лиц. Кроме Талейрана в его состав вошли Иозеф Дальберг, немецкий дипломат, представлявший долгое время Байенское герцогство, приятель Талейрана, бог весть за какие заслуги оказавшийся в составе правительства Франции, ничтожный и никому не известный Жокур, бывший аббат Франсуа Монтескью, старый роялист, извлеченный Талейраном из какой-то щели.

Наполеон задолго до трагических для него событий, весной 1814 года, догадывался об измене Талейрана, хотя не знал еще ничего достоверного. 10 ноября 1813 года, увидев Талейрана во дворце, он обратился к нему с резкими словами: «Что вы здесь делаете? Я знаю, вы воображаете при первом моем промахе стать главою совета регентства. Берегитесь, сударь! Сражаясь против меня, ничего не выигрывают. Я вас предупреждаю, что, если бы я был опасно болен, вы бы умерли раньше меня» [1198] Е. Dard. Op. cit., p. 317. .

Но Наполеон не успел привести свою угрозу в исполнение. Он не знал всех измен, всех предательств Талейрана. В 1813 году Наполеон говорил: «Вот уже шесть месяцев, как меня обманывает Талейран». Император ошибался— Талейран обманывал его шесть лет!

И все-таки интуиция подсказывала Наполеону, что надо принять меры против этого опасного человека, которого он не сумел до конца распознать. Наполеон в письме к Жозефу от 8 февраля 1814 года предупреждал об опасностях, исходящих от бывшего епископа Оттенского. Он настоятельно советовал брату не спускать глаз с Талейрана. «Это, несомненно, главный враг нашего дома» [1199] Roi Joseph. Memoires, t. X, p. 30. .

Все эти предупредительные меры не достигли цели, потому что не были доведены до конца. В трудное время Талейран ушел в тень, и, когда определилось поражение Наполеона, он вышел на яркий свет рампы. Доставшуюся ему наконец власть он решил прежде всего использовать для того, чтобы навсегда устранить возможность возвращения Наполеона в Тюильрийский дворец.

Наполеон, уединившись в замке Фонтенбло, следил издалека за происходившим в Париже. Он не хотел сдаваться без боя. Он собрал в Фонтенбло армию в шестьдесят тысяч солдат. «50 тысяч и я — это 150 тысяч», — говорил он ранее. Он был полон решимости скрестить оружие с врагами. Солдаты его поддерживали.

4 апреля в Фонтенбло в покои императора явились прославленные маршалы Ней, Удино, Лефевр, Макдо-нальд, Монсей; в кабинете у императора были уже Бертье, Маре, Коленкур. Наполеон изложил им план похода на Париж. Он призывал их к решительным действиям. Маршалы молчали. «Я призову армию!» — крикнул Наполеон, начиная догадываться о намерениях своих сподвижников. «Государь, армия не сдвинется с места», — ответил Ней. «Она повинуется мне». — «Государь, она повинуется своим генералам» [1200] Caulaincourt. Memoires, t. Ill, p. 179–180; Macdonald. Souvenirs, p. 263–268. .

Все становилось ясным. Бенвиль правильно заметил, что 4 апреля 1814 года — это было 18 брюмера в перевернутом виде [1201] J. Bainville. Op. cit., p. 438. . «Что же вы хотите, господа?» — сухо спросил Наполеон. «Отречения», — в один голос сказали Ней и Удино. Наполеон не стал спорить; он подошел к столу и быстро написал условный акт отречения в пользу своего сына при регентстве императрицы. Очевидно, он уже ранее обдумывал эту возможность. Маршалы откланялись. Через некоторое время Наполеон поручил Нею, Макдональду и Коленкуру ехать к императору Александру и достичь с ним соглашения. К трем уполномоченным он присоединил также маршала Мармона. «Я могу рассчитывать на Мармона; это один из моих давних адъютантов… У него есть принципы чести. Ни одному из офицеров я не сделал столько, как ему…»

Перед тем как явиться к императору Александру, трое уполномоченных Наполеона встретились с Мармоном; они передали поручение императора. У герцога Рагузского было крайне смущенное лицо. Не без труда он рассказал, что в то же утро 4-го к нему явился посланец князя Шварценберга, предложившего покинуть армию Наполеона и перейти со своими войсками на сторону коалиции. Мармон принял это предложение. Коленкур и Макдональд, сдерживая свои чувства, спросили, подписано ли уже соглашение со Шварценбергом. Мармон это отрицал. Как выяснилось позже, он лгал; он уже совершил акт предательства. Он был в большом смущении. Но он обещал Коленкуру и Макдональду по их предложению уведомить Шварценберга, что его намерения изменились. В присутствии посланцев Наполеона, как рассказывал Коленкур, он дал распоряжения своим генералам не двигаться с места, пока ведутся переговоры. Изменнический акт Мармона вызвал негодование маршалов; но он готов был исправить свой поступок, и в критических обстоятельствах это представлялось главным [1202] Caulaincourt. Memoires, t. Ill, p. 192–220; cp. Macdonald. Souvenirs. .

Александр принял маршалов любезно, даже ласково — то был цвет Франции; он в главном согласился с их предложениями, но окончательное решение было отложено на завтра; он должен был еще посоветоваться с союзниками.