Альберт Манфред - Наполеон Бонапарт

Народ сначала с удивлением, затем все с большим раздражением и негодованием следил за деятельностью этих странных господ, так заносчиво и высокомерно распоряжавшихся в стране, жившей столько лет без них и против них.

Из различного рода листков, газет, публицистики, всплывавших, как пена, на поверхность, можно было составить представление о том, к чему стремились вернувшиеся тени прошлого. Речь шла не только о восстановлении утраченных традиций, добрых обычаев старины. Вернувшихся эмигрантов привлекал не только белый цвет эмблемы вновь воцарившейся династии. Этим озлобленным людям, двадцать лет ютившимся в прихожих и подворотнях европейских столиц, при всем их показном презрении к реальным интересам века были в высшей степени свойственны прозаические побуждения, в том числе большой интерес к тому, что они высокомерно называли презренным металлом. Вернувшись в почти незнакомую им страну, они на правах первородства жадно вцепились зубами в государственный пирог. Король раздавал направо и налево синекуры — должности, приносившие большой доход и не сопряженные ни с какими обязанностями. Но этого было мало. Из всех дарований сословия они сохранили лишь одно — умение тратить деньги без счета. Денег им всегда недоставало. Общим требованием роялистов стало требование возвращения их бывших владений, имуществ, перешедших к новым собственникам. Королевским ордонансом ту часть национальных имуществ, то есть конфискованных в свое время земель, которая еще не была распродана, возвратили бывшим владельцам. Но и этого оказалось недостаточно. Подготавливался новый шаг — отчуждение владений, перешедших в новые руки, передача их старым владельцам. То была опасная тенденция — пересмотреть все материальные итоги революции и наполеоновской эпохи. Задача эта едва ли была по плечу роялистам, но она вызывала беспокойство, общественное раздражение. Прошло немного времени, но за несколько месяцев новая власть, являвшаяся на деле возвратом к давно отвергнутой старине, сумела восстановить против себя весь народ. Крестьяне с должным основанием опасались, что помещики, старые сеньоры и церковники отнимут у них землю, восстановят ненавистную десятину, старые, феодальные поборы. Многие новые собственники боялись за свои владения: их права становились под сомнение. Возникла угроза нового перераспределения собственности, на сей раз в интересах вернувшихся вместе с королем эмигрантов.

Армия была оскорблена пренебрежением к ее былым заслугам, подчеркнутым неуважением к подвигам и жертвам двадцатилетней эпохи. Многие боевые генералы и офицеры были уволены в отставку. Их места заняли дворяне-эмигранты, не имевшие в послужном списке ничего, кроме преступлений против французского народа. Столь же высокомерные, сколь и невежественные, заносчивые бездарности из окружения короля и его брата графа д'Артуа потребовали и получили высшие командные должности в армии. Прославленные полководцы, знаменитые маршалы должны были потесниться, чтобы уступить жадной до денег и чинов эмигрантской своре первые места. Дамы «высшего света» — так именовали себя приживалки эмигрантского королевского двора — осмеяли и оскорбили жену маршала Нея; в ее лице был оскорблен и «храбрейший из храбрых». «Герой Байлена» генерал Дюпон, преданный в свое время военному суду, был назначен членом правительства; армия усмотрела в этом странном назначении намеренный вызов. Бурьенн, изгнанный Наполеоном за взятки и казнокрадство, был назначен министром полиции. Нельзя было сомневаться в смысле этого назначения. Бывший товарищ и секретарь Бонапарта, превосходно осведомленный о положении в руководящем штабе бонапартистской партии, должен был обеспечить расправу над ней; приверженцы графа д'Артуа давно уже об этом мечтали.

Все классы общества в той или иной мере оказались задетыми политикой новых господ. За недолгое время первой реставрации Бурбоны и их приспешники смогли обнаружить талант лишь в одном — поразительном даре восстанавливать всех против себя. Не прошло и полугода со дня воцарения Людовика XVIII, как в стране сложилась широкая оппозиция и, более того, заговоры против реставрированной королевской власти. Салон герцогини Бассано стал штаб-квартирой антироялистской оппозиции; комплименты красивой хозяйке здесь ценились меньше, чем насмешки над королевским двором. Мерилом общего недовольства могло служить поведение Фуше. При его непреодолимой склонности к интриге он не мог остаться сторонним наблюдателем событий. Он написал письмо Наполеону, рекомендуя ему перебраться в Соединенные Штаты Америки. Затем он сообщил об этом письме графу д'Артуа, изображая его как форму заботы о благе новой династии [1211] Fouche. Memoires, t. II, p. 256–291. . «Наполеон на острове Эльба будет для Италии, для Франции, для всей Европы тем же, что Везувий рядом с Неаполем» [1212] Ibid., p. 289. .

Но старания Фуше не были оценены. Герцог Отрантский трижды предлагал Бурбонам свои услуги, и трижды они были отвергнуты. Тогда всегда осмотрительный Фуше счел разумным открыто примкнуть к антиправительственной оппозиции. Он стал посещать салон герцогини Бассано; он приходил сюда не ради красивых женщин — в этом его никто не подозревал: он начал плести паутину нового заговора, на сей раз против династии Бурбонов. Не все в этих тайных переговорах зимой 1815 года можно считать выясненным до конца; мемуаристы, участвовавшие в этих секретных беседах, по вполне понятным мотивам старались запутать историю этой конспирации до крайности [1213] A. C. Thibaudeau. Memoires, p. 430–441; Lavallette. Memoires, p. 326–342; Fouche. Memoires, t. II, p. 296–309. . Все же можно считать установленным, что в той или иной мере к заговору или антироялистским переговорам были причастны Фуше, Тибодо, Лавалетт, Реньо де Сен-Жан д'Анжели, Эрлон, Лаллеман и другие. К чему они стремились? Общим, что их объединяло, была враждебность к режиму Бурбонов, сознание необходимости перемен. Но дальше начиналась область разногласий: одни хотели установления диктатуры Евгения Богарне, другие предлагали передать власть Лазару Карно, третьи мечтали о возвращении Наполеона. Последнего варианта опасались, однако, больше других, так как боялись, что он повлечет за собой новую войну. Но прежде чем решать вопрос о будущей власти, надо было сокрушить монархию Бурбонов — в этом все были единодушны.

***

Наполеон с далекого острова Эльба пристально следил за происходящим во Франции. У него были свои основания для недовольства. Обязательства, принятые по договору Фонтенбло, не были выполнены: он был разлучен с женой Марией-Луизой и с сыном. Меттерниха, роль которого возрастала час от часу, более всего заботило, чтобы сын Наполеона не был рядом с отцом. Он опасался будущего Наполеона II, и, чтобы сделать невозможным появление на французском троне продолжателя династии Бонапартов, было решено сына французского императора превратить в австрийского принца. Отца ему должен был заменить дед, австрийский император, во дворце которого воспитывался с 1814 года будущий герцог Рейхштадтский. Наполеон был оскорблен, он терялся в догадках. Он не знал, то ли сама жена его оставила, то ли ее заставили с ним разлучиться. Он предвидел многое, но никогда не допускал мысли, что у него отнимут сына и жену [1214] Vincenzo Mellinl. Ponce de Leon. Napoleon I all'isola d'Elba. Firenze, 1969 (ed. 1, 1962). .