Анатолий Кожевников - Записки истребителя

Мои расчеты оправдались: бомбардировщик, не выдержав атаки, открыл бомболюки и, разгрузившись, начал поспешно отходить на свою территорию. Его примеру последовали остальные.

Но на подходе вторая группа. Снова боевой разворот и точно такая же атака в крутом пикировании по ведущему бомбардировщику. И эти "юнкерсы" не замедлили освободиться от бомб.

Набираю высоту. Силы мои, кажется, на пределе, а противник все идет и идет. Подо мной семерка вражеских бомбардировщиков. Сваливаю истребитель на крыло и почти отвесно устремляюсь на впереди летящий "юнкерс". Фашист, избегая тарана, резко развернул машину и наскочил на своего левого соседа. Столкнувшиеся самолеты стали разваливаться в воздухе, Остальные, сбросив бомбы, начали уходить.

- Благодарю за работу! - передали по радио с земли.

Лечу на аэродром. Усталость чертовская. В горле пересохло. На стоянке узнаю, что Орловский сбил своего "мессершмитта", затем, пристроившись к другой паре, провел еще два воздушных боя.

Мой самолет должен подвергнуться небольшому ремонту: надо заделать пробоины и сменить разорванный правый бак. На операцию потребуется около получаса - время достаточное, чтобы передохнуть и разобрать вылет. А разобрать его необходимо.

На этот раз решение мною было принято неудачно. Я распылил силы и без того небольшой группы, все дрались по одному. Удар по врагу был ослаблен. Более того, драка в одиночку намного увеличивала опасность для летчиков. Их выручила хорошая индивидуальная техника пилотирования.

Далее. Неверно была выбрана главная цель. Такой целью я посчитал для себя "мессершмитт", тогда как важнее было уничтожить "хейншель", который занимался корректировкой огня артиллерии и, следовательно, представлял большую опасность для наших наземных войск. "Хейншель" надлежало атаковать всеми силами, опять же в интересах быстрого завершения боя, чтобы затем быть в полной готовности для решения основной задачи - борьбы с бомбардировщиками.

Обо всем этом я успел переговорить с летчиками, пока ремонтировали мой самолет.

К концу нашей беседы из-за капонира показался парторг полка капитан Константинов. Константинов выезжал к месту вынужденной позавчерашней посадки Варшавского. Его возвращение для нас означало и возвращение Варшавского.

- С приездом, товарищ капитан! - радостно закричал Аскирко. - А где Яша?

Но по лицу парторга было видно, что он несет неприятную весть. Все сразу притихли.

- Нет больше Яши. Погиб.

И Константинов рассказал печальную историю. Из боя Варшавский вышел смертельно раненным, пуля попала ему в грудь. С трудом посадил самолет. Когда к нему подбежали наблюдавшие за боем пехотинцы и открыли фонарь, он смог лишь сказать: "Не послушал командира" - и умер.

Печальное это известие потрясло нас. Варшавского в эскадрилье любили все. Я вспомнил наши совместные с ним вылеты, бои. И сердце сжалось от боли. Сколько же нужно сил, чтобы перенести одно за другим такие страшные испытания! Константинов привез записную книжку и дневник Варшавского. Он отдал их мне. Я раскрыл дневник на последней записи. Она была короткой и сделана в день гибели. Видимо, писал Варшавский, сидя в самолете во время дежурства.

"Сегодня меня назначили старшим летчиком, - писал он, - но у меня нет ведомого. Буду по-прежнему летать в паре с командиром. Да это и лучше. По всему видно, что ожидаются сильные бои, а я еще по-настоящему, можно сказать, и не дрался - есть возможность поучиться".

Он хотел учиться. Школа войны - это суровая школа. Она не прощает промахов. За свою ошибку Варшавский заплатил жизнью. Нет, не будет хоть в малой мере оскорблением памяти друга разбор его ошибки сейчас, перед боем, ибо уяснение ее может спасти жизнь другим.

- Запомните, товарищи, - говорю я, - один урок.

Если командир подает команду "За мной!", то надо идти за ним, а не заниматься собственным изобретательством. Ведущему некогда объяснять, почему он принял такое именно решение. Опытный и грамотный в тактическом отношении летчик поймет каждый маневр командира и без объяснения, а если и не поймет, то не отступит ни на шаг от приказания. Варшавский совершил ошибку. Он атаковал без команды, даже вопреки команде. Почему? Ведь летчик он был хороший. Может быть, потому, что хотелось ему подраться с истребителями один на один, из-за чего он пренебрег и групповой тактикой и обязанностью ведомого? ...Над аэродромом, не переставая, раздавались пулеметные очереди, ревели авиационные моторы. Где-то поблизости рвались бомбы, гремели артиллерийские залпы. Красный диск солнца с трудом просматривался сквозь дым и пыль.

Самолет мой отремонтирован. Взвилась ракета на вылет нашей четверки. Веду звено в район Бутово - Раков - Стрелецкое. Под нами словно извергающийся гигантский вулкан. Горят деревни, горят танки, горят сбитые самолеты. Горит все, кажется, и сама земля, В воздухе дым, копоть, гарь. Кое-где видны разрывы зенитных снарядов. По ним можно угадать, чьи самолеты находятся под обстрелом: разрывы наших снарядов образуют синий дымок, врага - черный.

Мы знали, что за сегодняшний день фашистам, как и вчера, удалось немного продвинуться. Они стараются развивать успех. Но стойко выносят удары врага наши воины. Не выносит железо, сталь, земля, а человек выносит. Он тверже стали, наш советский человек, защищающий свою Родину от врага. Он стоит насмерть.

Идем в указанный район. Здесь небо полно самолетов. Здесь "мессершмитты" и "лавочкины", "фокке-вульфы" и "яковлевы", "ильюшины" и "юнкерсы", "петляковы" и "хейнкели"... Бои из-за плохой видимости стали быстротечными. В облаках дыма противник быстро исчезал с глаз, за пределы видимости. В такой сложной обстановке нужно принимать решение с первого взгляда, трезво оценивая при этом свои возможности.

Мы ввязались в "свалку" там, где "лавочкины" дрались с "мессершмиттами" и "фокке-вульфами". "Лавочкины", судя по окраске коков винтов, - наши соседи.

На помощь им мы пришли вовремя. Теснимые вначале врагом, они постепенно захватили инициативу. Боевой порядок противника начал рушиться. То там, то здесь вспыхивали вражеские самолеты, висели парашютисты, выбросившиеся из подбитых машин.

В паре с Аскирко мы преследуем "мессершмиттов".

Удачной очередью Аскирко сбивает ведущего, но ведомый успевает скрыться в дыму.

Вскоре замечаю группу из пяти бомбардировщиков "Хейнкель-111". Перевернув самолет через крыло, бросаюсь на врага. Длинной очередью срезаю ведущего. Он клюет носом и входит в крутое пике, а при ударе о землю взрывается на собственных бомбах. Почти одновременно "лавочкины" сбивают еще двух бомбардировщиков...

- Вот это бои, - говорит Аскирко после посадки. Справа дым, слева пыль, впереди ничего не видно, и на земле ад кромешный. Что творится: и наши и немцы все в одну кучу смешались. Не поймешь, кто кого бьет. - И, переведя дух, Аскирко добавляет: - Искупаться бы...