Анатолий Кожевников - Записки истребителя

- И так словно из воды вылез, - смеется Орловский. - Куда тебе. Вот, брат, денек. Ты вчера боялся, что войны для тебя не хватит...

Время подходило к обеду, но есть не хотелось.

- Нервное напряжение лишило аппетита, - говорит доктор Керимов. - А кроме этого, жара...

- Но окрошки бы поел, - замечает кто-то.- Только холодненькой.

- Будет окрошка, и холодная. Сам снимал пробу, отвечает доктор.

И действительно, вскоре из чащи появились официантки с окрошкой и другими кушаньями, приготовленными нашим изобретательным поваром. Девушки быстро накрыли "стол", но к еде никто не прикоснулся.

- Товарищ командир, почему никто не ест? - возмутилась краснощекая Маша.

- Плохо приглашаете!

- Разве плохо? Мы готовы, как маленьких, с ложечки кормить, но ведь не едят. Да еще сердятся, что, мол, не время.

- Ладно, Машенька, в ужин за одно и отобедаем, а сейчас на самом деле не время.

- Будь я начальником, запретила бы летать голодными.

- И ранеными, - вставляет Керимов - А кто тогда эскадрилью водить будет? - вмешивается Орловский. Командир летает с ожогом второй степени, Семыкин - с осколком в ноге. - И, обращаясь к девушке: - Вот, Машенька, если бы ты разок слетала да посмотрела, что там творится...

- Если бы могла, обязательно слетала и была бы счастлива. А то вот обед вам разношу, а вы отказываетесь от него да еще грубите, - обиделась Маша.

- Мы не грубим. Ты меня извини, если обидел. Ведь я шучу, оправдывался Орловский.

В это время ландышем повисла свистящая ракета. Привычным взмахом набросив шлемофоны, летчики кинулись к самолетам.

- Прилетим - покушаем, - сказал Орловский, налевая парашют.

Почти над самым аэродромом проходило несколько групп вражеских бомбардировщиков. Их длинные камуфлированные тела выделялись на фоне неба. Кое-где над колонной противника уже били наши истребители.

Из первой девятки, выхваченные метким огнем, упали сразу два "юнкерса". Однако фашисты продолжали удерживать боевой порядок. Сомкнув строй, они приготовились к отражению удара истребителей. Такую группу нужно атаковать по возможности массированно, добиваясь ее расчленения.

Моя эскадрилья взлетела вслед за дежурным звеном и, развернувшись прямо над аэродромом, оказалась в районе воздушного боя. С ходу занимаю боевое положение и иду в атаку, прикрываясь правым звеном бомбардировщиков, чтобы остальные самолеты противника не могли применить бортового оружия. Немцы поняли наш замысел лишь тогда, когда оказались накрытыми пулеметными очередями, и стали перестраиваться. Сбив бомбардировщика, мы начали занимать исходное положение для второй атаки, но только успели развернуться, как с наземной радиостанции передали: - Внимание! Подходят истребители.

"Мессершмитты" появлялись с разных сторон отдельными группами. Однако мы успеваем повторить атаку. Горит еще один "юнкерс". Но третья атака сорвалась. "Мессеры" захватили высоту, на их стороне и количественное превосходство. Они связывают нас, оттесняя от бомбардировщиков. Тут уж ничего не поделаешь.

Надо драться с истребителями.

Немцам удается подбить Аскирко. Но зато и "мессершмитт", срезанный чьей-то меткой очередью, беспорядочно кувыркаясь, идет к земле. Разошлись, когда не осталось патронов ни у нас, ни у противника.

Позднее выяснилось, что "юнкерсы" все же не дошли до цели. Их разгромили "лавочкины", подоспевшие с других аэродромов. Своим боем с "мессерами" мы облегчили задачу "лавочкиных".

Этот бой имел следующее продолжение.

Аскирко немного не дотянул до аэродрома. Подбитый его самолет попал при посадке между двумя деревьями. Поломались крылья, и лишь счастливая случайность спасла летчика от гибели.

На подбитой машине возвратился Семыкин. Он вылез из кабины, встревоженный и расстроенный.

- Лукавин не прилетел? - спросил он подбежавшего механика.

- Прилетел, товарищ старший лейтенант.

Семыкин отвел меня в сторону и сказал:

- Что будем делать с Лукавиным? Опять ушел из боя.

За трусость полагается штрафной батальон, но я решил испробовать еще одну, последнюю меру воздействия - пристыдить Лукавина перед всей эскадрильей за малодушие.

Жалкий и ничтожный стоял Лукавин перед строем.

Десятки глаз смотрели на него осуждающе и презрительно.

Когда летчики разошлись, Лукавин стал оправдываться и клясться, что все это получилось случайно, из-за его малоопытности.

- Хотите, я докажу, что не боюсь смерти? - театрально восклицал он. Дайте мне самолет, я взлечу и на ваших глазах врежусь в землю...

Я понял, что и эта последняя мера не подействовала на потерявшего совесть человека: он не стыдился своей трусости.

- Ну что ж, - сказал я, - садись в мой самолет, взлетай и врезайся. Только ты этого не сделаешь.

Лукавин не ожидал подобного оборота. Он думал, что я буду его успокаивать и отговаривать.

- Вот что, - обратился я к нему со всей строгостью. - На следующее задание мы полетим с тобой в паре. Там и докажи свою искренность и честность. Но знай, если и на этот раз струсишь, расстреляю. Готовься к вылету.

- Товарищ командир, да я с вами хоть в огонь и в воду. Но вы посмотрите на себя: рука перевязана, лицо обгорело. Вы же не враг себе. Вам же тяжело. Как вы полетите?..

Я даже растерялся перед таким нахальством труса.

- Ты понимаешь, что я приказал тебе готовиться к вылету в паре со мной?

Лукавин понял, что ему не отвертеться, и пошел к своему самолету.

Вскоре мы взлетели. Я рассчитывал набрать высоту и действовать по принципу свободной охоты: на большой скорости атаковывать замеченного противника и снова уходить на господствующую высоту или скрываться в облачности, в зависимости от обстановки. Лукавин, держась точно установленного интервала и дистанции, неотступно следовал за мной.

Показалась смешанная группа "мессершмиттов" и "фокке-вульфов" - восемь истребителей. Она шла, не замечая нас. Решаю атаковать заднего, чтобы затем удобнее было повторить атаку. Наше положение было исключительно выгодным. Со стороны солнца мы незамеченными вышли на исходную позицию.

- За мной! В атаку! - подаю команду Лукавину, вводя самолет в пикирование.

Перед тем как открыть огонь, по привычке обернулся на ведомого. Лукавин полупереворотом, почти пикируя, теряя высоту, уходил в сторону аэродрома. Но в этот момент его заметили "мессершмитты" и пустились преследовать.

Прекращаю атаку и иду на выручку своего ведомого.

Но враг опережает меня. Пользуясь превосходством в высоте, фашисты наседают на беглеца. Взятый в клещи, он вспыхнул от их очередей и, теряя управление, пошел к земле.

Так бесславно погиб трус Лукавин.

Теперь я один против восьми. Фашисты всей группой набросились на мой истребитель. Он уже весь в пробоинах и держится только чудом.