Хадлстон Уильямсон - Прощание с Доном. Гражданская война в России в дневниках британского офицера. 1919–1920

Когда я приехал, все вроде в моем штабе выглядело нормально, но в городе, казалось, было очень много народу. Происходил огромный приток беженцев из районов Воронежа, Курска и Киева, многие из них, прежде имевшие высокое общественное положение, бежали в самую последнюю минуту и проделали свой путь почти впроголодь и без каких-либо личных вещей. Они жили в товарных вагонах для лошадей, если не удавалось вымолить место на одном из немногих поездов для личного состава, которые временами шли туда или сюда по железной дороге. Некоторые из этих вагонов были переделаны в нечто вроде гостиных, у некоторых в стенках были прорублены окна, а раздвижные двери заменены. На крыше складывалось всякое мыслимое имущество, и вагоны беженцев окружали крестьяне, торговавшие продуктами или менявшие кур у окон, из которых высовывались беженцы, предлагавшие драгоценности, меха и все, что у них было, в обмен на пшеничные блины и сваренные вкрутую яйца да жилистое мясо. Поезда были набиты людьми и являлись очагами, в которых тиф, стоило ему лишь вспыхнуть, распространялся как пожар.

Иногда приходили санитарные поезда, неся с собой остатки белых полков, и зловоние, сопровождавшее эти поезда, было ужасным. Всегда им чего-то не хватало, и дефицит бинтов и средств для дезинфекции приводил к тому, что раны кишели личинками, и от них несло запахом болезни и гниения. Всегда можно было различить негромкий шепот раненых, и было видно в окна, как они слабо двигались, а группы санитаров спускали вниз трупы тех, кто скончался за ночь.

Прибывали огромные массы людей на санях и подводах и собирались в приемной, где большие пузатые печки, раскаленные чуть ли не докрасна, окружала шелуха подсолнечных семечек. Поскольку все окна были плотно заперты, стояла жуткая духота, которая, хотя и утешала полузамерзших беженцев, являлась мощным источником заболеваний.

Немногие приезжали в вагонах британской миссии, чьи офицеры были только рады предоставить имущество, одежду и жилье в их распоряжение. Многих в течение недель держали в заложниках в тюрьмах Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией – она являла собой самое гнусное сборище агентов-провокаторов, шантажистов и убийц, которых могли отыскать большевики, чтобы те выполняли для них эту работу. Многие из беженцев уже были в дружеских отношениях с британскими офицерами. Сделав крюк по пути в гостиницу «Центральная» на следующий после возвращения день, чтобы узнать новости от Прикетта и живших там инструкторов-пулеметчиков, я попал на вечеринку, где главой была госпожа Лак, единственная англичанка в городе.

Гостями в данном случае были Светлана и Ирина Муравьевы, две исключительно красивые девушки. Они вместе со своей матерью сбежали из Киева, обе были весьма очаровательны и к тому же идеально говорили по-английски. Они вовсю стремились компенсировать те ужасные переживания, через которые только что прошли, и так как Рождество было на носу, идея устроить вечеринку показалась нам очень хорошей.

В связи с неожиданно ухудшившейся обстановкой я был тверже, чем когда-либо, уверен, что первое дело каждого офицера – находиться на передовой, помогая тем самым восстановить боевой дух, а сейчас, когда приближаются холода, следить за тем, чтобы ни единый предмет обмундирования, который можно накинуть на плечи воюющего солдата, не остался на складах железнодорожных станций снабжения.

И поэтому как раз за месяц до нашего английского Рождества – русское Рождество отмечают на тринадцать дней позже – я попытался устроить так, чтобы все инструкторы и офицеры связи отправились в воюющие части и две недели оставались с ними. А потом все они вернулись бы в Новочеркасск за несколько дней до Рождества, которое мы потом отметили бы в английском стиле, а затем вернулись бы на фронт, чтобы быть вместе с русскими во время их праздника.

Дела на фронте, однако, шли все хуже и хуже, и деникинская стратегия, на ошибки которой ему так часто указывали, стала приносить свои губительные плоды, и многие простаки, которые, как мы рассчитывали, всегда найдутся, в конечном итоге разбежались по домам на свои насесты. Все те рекруты, которых так внезапно набрали в Белую армию, оказались теперь совершенно никуда не годными и были заняты тем, что со всех ног перебегали то на одну сторону, то на другую. Полки были просто каркасом, а у многих офицеров не было ни умения, ни мужества что-либо предпринять. Помимо этого, ненадежное финансирование, безразличие союзников и излишняя разбросанность ресурсов; леность, беспечность и презрительное отношение офицеров – все это приносило свои плоды, поскольку испытывавшие трудности солдаты наконец стали брать инициативу в свои руки. В конце концов из-за отсутствия организованности, недостаточного контроля над железными дорогами и плохого управления в только что завоеванных районах Деникин оказался абсолютно неспособным ни удержать огромный фронт, который он создал, вопреки советам всех от Днепра до Волги, ни создать те лучшие жизненные условия, которые его пропаганда постоянно обещала взамен большевистской тирании.

Деникин – сам по себе чуткий, решительный и рассудительный человек – был храбрым и честным, но он был плохим оратором и никогда не мог воздействовать на воображение войск. Кроме того, у него не было командного вида, и ему недоставало той не поддающейся описанию вещи, которая захватывает воображение и возбуждает душу, – своим успехом он был обязан только упорному труду. Он также был патологически чувствителен по отношению к аристократам, придворным и офицерам бывшей императорской гвардии и щепетилен при защите своего достоинства от проявления пренебрежения со стороны этих лиц, которое часто было плодом его воображения. Многие из окружавших его людей не любили воевать, и эти люди, одетые в абсурдные мундиры, при шпорах и кружевах, изо всех сил старались избегать работы. Но хоть и была у Деникина сильная воля и сам он был несгибаем, он выказывал необъяснимое отсутствие решительности в отношении этих лиц. Сам по натуре настоящий солдат, он, похоже, не осмеливался потребовать чего-либо от своих подчиненных.

Кроме этого, тиф вместе с тяжелыми боями начал наносить большие потери его войскам, а мелкая ревность и интриги стали занимать умы слишком многих его военачальников. Помимо этого, общее поведение войск – как офицеров, так и рядовых – в тыловых районах, где их оставалось слишком много, быстро охладило симпатии крестьян и рабочего класса, и это охлаждение усердно поддерживалось неутомимой германской и большевистской пропагандой, и все более росло подозрение, что Деникин и его начальник штаба Романовский, хотя и не боровшиеся в действительности за реставрацию монархии, в конечном итоге восстановят многие злоупотребления и деспотические институты, которые вызвали падение старого режима.