Агата Кристи - Расскажи, как живешь

У них в дороге было много неурядиц, поскольку погода оставалась неизменно отвратительной, и я радуюсь, что предпочла ехать поездом.

Перед самым расчетом повар снова потребовал, чтобы в рекомендации было указано, что он может работать шофером, Макс в ответ заставил его проехаться на «Куин Мэри» по двору. Вскочив за руль, Иса резво включил газ, дав при этом задний ход, в результате наша «Мэри» снесла задом часть ограды. После этого Макс, естественно, никак не мог величать его шофером, Иса был страшно обижен. В конце концов они сошлись на обтекаемой формулировке:

Иса «служил у нас три месяца поваром и помогал ухаживать за машиной»!

Мы едем в Бейрут, где расстаемся с Маком. Он отправляется в Палестину, а мы проведем зиму в Египте.

В Бейрут мы возвращаемся весной. Первый, кто встречает нас у причала, — это Мак, но он совсем не такой, каким мы его помним. У него улыбка до самых ушей. Сомнений нет — он рад нас видеть! До этой минуты мы, в сущности, не знали, как он к нам относится, нравимся мы ему или нет. Он же привык скрывать свои чувства под маской вежливой невозмутимости. Но сейчас абсолютно очевидно — он счастлив снова встретиться с нами. Сердце мое просто тает! Отныне все мои претензии к Маку испаряются навсегда. Я настолько осмелела, что даже спросила: неужто он все это время просидел на коврике со своим любимым дневником.

— Конечно! — заявляет он, несколько удивленный таким странным вопросом.

Из Бейрута едем в Алеппо, где совершаем обычный рейд по магазинам. Кроме того, нанимаем шофера для «Мэри».

На этот раз мы не рискуем связываться с первым попавшимся безработным. Наш выбор падает на высокого, с вековой печалью в очах армянина, который выкладывает перед нами рекомендации, где расхваливается его честность и замечательный профессионализм. Он как-то работал даже у немецких инженеров. Правда, у него очень противный голос — визгливый фальцет, но на первый взгляд это единственный его недостаток. И потом, по сравнению с незадачливым Абдуллой он просто настоящий интеллектуал! Аристида не нашли, выяснилось, что он состоит теперь «на государственной службе» — возит цистерну с водой в Дейр-эз-Зоре.

В намеченный день мы отбываем в Амуду, двумя партиями: Хамуди и Мак едут в «Мэри» (лишенной королевского титула и переименованной в «Синюю Мэри» после перекраски в веселенький синий цвет). Они отправляются пораньше, чтобы проверить, все ли готово к нашему приезду. А мы с Максом роскошно катим на поезде до Камышлы, где проводим целый день, улаживая разные формальности с французскими военными властями. Наконец, около четырех часов, мы тоже отбываем в Амуду.

Добравшись до нашего пристанища, сразу чувствуем, что тут творится что-то не то… Все явно в растрепанных чувствах, то и дело раздаются взаимные упреки и сетования. Вид у Хамуди отрешенный, а у Мака — стоический.

Узнаем, в чем дело. Оказывается, дом, который сдали нам в аренду и должны были освободить, вымыть и дважды побелить изнутри к известному сроку, миновавшему неделю назад, совершенно не готов к нашему приезду. Мало того, что его не удосужились прибрать и побелить, там по-прежнему ютится еще семь армянских семейств! Мак и Хамуди, прибывшие на сутки раньше нас, предприняли все, что могли, однако их завоевания очень скромны. Хамуди, уже усвоивший, что «комфорт и покой хатун — прежде всего», развил кипучую деятельность и ему все-таки удалось освободить одну комнату от армян и их пожитков и даже побелить стены и потолок. Для нас с Максом туда ставят две раскладушки. В прочих помещениях — невероятный хаос, представляю, как весело Хамуди и Мак провели прошлую ночь. Но ничего, все в конце концов как-нибудь утрясется, заверяет нас Хамуди, сияя своей ослепительной улыбкой.

Взаимные счеты и претензии между выселенными семьями и священником, к счастью, нас уже не касаются, и Макс настоятельно просит, чтобы они нашли другое место для выяснения отношений.

И вот женщины, дети, куры, собаки, кошки — все это, вопя, скуля, визжа, стеная, ругаясь и молясь, с гоготом, мяуканьем, кудахтаньем и лаем вываливается, словно в финальном акте какой-нибудь эксцентрической оперы.

Как мы поняли, каждый из жильцов имеет зуб не только на священника, но и на соседей, и на собственных родственников. Страсти разгораются все сильнее — между братьями, сестрами, золовками, невестками и более старшим поколением. Полная неразбериха! Однако понять, что они там делят, совершенно невозможно. А среди этого столпотворения наш новый повар Димитрий с невозмутимым видом готовит ужин. Мы с блаженным вздохом садимся за стол, все страшно проголодались и устали, после чего отправляемся в постель.

Так хотелось спать, но не тут-то было… Такой ненависти к мышам, как в эту ночь, я никогда не испытывала.

Парочка мышей в спальне меня не пугает (одной знакомой мышке я в свое время даже дала имя — Элси, хотя не факт, что это была «дама»). Но в ту ночь я пережила настоящий кошмар. Как только мы погасили лампы, полчища мышей — их, вероятно, были сотни — выскочили из нор в стенах и в полу и с веселым писком принялись носиться по раскладушкам. Представляете! Мыши бегают по вашему лицу и волосам! Мыши! Всюду мыши!

Я включила фонарик. Ужас! По стенам ползает множество каких-то белесых жуков, очень похожих на тараканов.

У меня в ногах устроилась мышь и чистит свои усики. Кругом ползучие твари. Макс пытается меня успокоить:

— Ты спи. Когда спишь, тебе все равно.

Отличный совет. Но попробуй уснуть, когда мыши устроили на тебе соревнования по бегу… Максу, похоже, это вполне удается.

Я стараюсь унять дрожь в теле и даже ухитряюсь задремать, но маленькие лапки, щекочущие мое лицо, снова меня будят. Я опять включаю фонарик. Тараканов на стенах стало еще больше, вдобавок прямо на меня с потолка спускается огромный черный паук!

Так проходит эта ночь, и со стыдом признаюсь, что к двум часам я впадаю в настоящую истерику. Утром, ору я, уеду поездом в Алеппо, а из Алеппо прямиком в Англию!

Все! Я так жить не могу! Я не выдержу! Я еду домой!

Макс тут же предпринимает весьма мудрый шаг. Он открывает дверь и зовет Хамуди. Через пять минут наши кровати вынесены во двор. Еще какое-то мгновение я гляжу на звездное небо. Воздух прохладен и сладок. Я засыпаю…

Макс, думаю, тайком с облегчением вздыхает и тоже засыпает.

— Так ты не едешь в Алеппо? — осведомляется Макс у меня наутро.

Я слегка краснею при воспоминании о своей истерике, но говорю, что не еду. Я ни за что не уеду отсюда. Но спать буду во дворе.

Хамуди успокаивает: все наладится. Норки в стенах и полу спальни заделают гипсом, комнату заново побелят.