Геннадий Барабтарло - Сочинение Набокова

Геннадий Барабтарло: «Не иначе какъ десницею…»

Переводчик иабоковского романа «Лаура и ее оригинал» о старом правописании и новой публикации

Одной из главных сенсаций мирового книгопечатанъя в этом году стала публикация последнего, незавершённого романа Владимира Набокова «Лаура и ее оригинал».

На русский язык роман этот, изданный «Азбукой», перевел Геннадий Александрович Барабтарло, который отказывается отвечать на вопросы, связанные с собой, считая их личными, но достаточно подробно рассказывает о Набокове и своей работе над переводом «Лауры».

Почему вы настаиваете на публикации ваших ответов с «ерями» и «ятями»? Чем эта ваша личная инициатива может помочь русской словесности?

Вашъ вопросъ есть следствие недоразумъшя. Русское правописаше для меня такъ же естественно, какъ вашимъ читателямъ советское. Туть нъть ни позы, ни оригинальничанья, не говоря уже объ «иницативЪ» или желание «помочь русской словесности».

Помочь общему возрождешю не только словесности, но и вообще русской цивилизацш могло бы безусловное и массовое отшатываше решительно отъ всего, произведеннаго советской властью, какъ отшатываются съ отвращешемъ отъ порчи или заразы, и это едва ли не въ первую очередь относится къ речи, во всъхъ ея формахъ, въ томъ чистЬ и письменной (литературный языкъ — последняя и наименьшая забота). Нужно обучать русской грамотЪ въ начальныхъ школахъ, но для этого нужно учить учителей, а для этого нужно сознаше необходимости контрреволюционной реформы языка — и тЬмъ самымъ перемены и самого сознашя. Разомкнуть этотъ кругъ человеку не подъ силу, но къ счастью для себя, человтэкъ только предполагает!..

Между прочимъ, «ерей» большевицкая реформа не отменяла; это славянское назваше буквы было вытъенено довольно несуразнымъ (и лингвистически невозрнымъ) «мягкимъ знакомь». Вы, конечно, имеете въ виду не «ерь», а «еръ», упраздненный на согласномъ концЪ слова, гарнитурныя литеры котораго были во исполнеше буквы декрета уничтожены въ болыпихъ типографияхъ сознательной чернью такъ ревностно, что ихъ долго потомъ недоставало, и потому въ советской печати, а оттуда и на письмъ, на поколите утвердился приемъ ставить по необходимости апострофъ въ середине слова («из'ятие», «от'явленный» и т. п.).

Китайскш врачъ прежде всего просить пациента, на что бы тотъ ни жаловался, показать языкъ и долго, минуть десять, его изучаетъ. О пореформенномъ рус- скомъ, прежде чъмъ перейти къ диагностикЬ внутреннихъ болезней, можно только по одним языковымъ симнтомамъ («Красноватый налетъ. Типунъ. Уръзанъ») заключить объ искривленш позвоночника и сердечной недостаточности.

За тъ несколько летЬ, что я печатаю свои сочинетя или переводы въ Российской Федерации (только книжка стиховъ была набрана ореографически правильно), мнг> случилось прочитать немало насмъшливыхъ, недоуменныхъ, фантастическихъ, презрительныхъ или возмущенныхъ («куда смотрят корректоры!» «кто позволил!») отзывовъ по этому именно поводу. Я отсылаю гЬхъ, кому любопытно знать мое мнъте, къ своему нослтзслов1ю къ «Лауръ» (и къ предисловиямъ ко всЪмъ другимъ изданиямъ Набокова въ моемъ переводъ).

Как вы готовились к переводу «Лауры и ее оригинала»?

Нисколько не готовился. Вообще говоря, я берусь за переводы довольно редко и между дъломъ, и притомъ непрофессионально, т. е. не изъ денегъ, а въ частныхъ видахъ. Когда-то давно я переводилъ Набокова ради усовершенствовашя своего слога и углубленнаго понимашяего сочинений, т. к. нетъ лучшаго способа изучить словесное сочинеше, чЪмъ честно перевести его на родной тебе языкъ. Переводъ романа можно уподобить процессу демонтажа и сборки сложного механизма, съ числомъ деталей близкимъ къ числу составляющихь книгу словъ, каждое изъ которыхъ должно быть взвешено въ рукъ.

За переводъ «Лауры» я взялся не потому, что высоко ставлю свое искусство, а главнымъ образомъ для того, чтобы устранить возможность легальнаго появления этой вещи на совЪтскомъ жаргонт>, который повсеместно замЪнилъ собою родной языкъ Набокова (или Михаила Новоселова, или генерала Миллера).

Если переводы между делом, то какое дело для вас является главным?

Смотря по тому, что называть «главнымъ дъломъ». Мое академическое место доставляетъ мн'Ъ постоянное жаловаше и переменное удовольствие: вотъ уже двадцать пять летъ я читаю въ одномъ губернскомъ университете курсы по русской литературе (иногда и кинематографу) студентамъ и аспирантамъ. Предполагается, что всякш ирофессоръ въ нынешней Америке занимается научной деятельностью (гораздо более важной для его карьеры, чемъ педагогическая), которая должна непременно и регулярно приносить печатные плоды. Поэтому я пишу ученыя статьи и книги, делаю доклады и т. д., впрочемъ теперь не такъ часто, какъ прежде, до производства въ ординарнаго профессора, когда это было и практически необходимо.

Но если Вы спрашиваете о моихъ письменныхъ зашгпяхъ, внъ и помимо служебныхъ обязанностей я иногда сочиняю въ стихахъ и въ прозе, по-англшски и по-русски, хотя после книжки, вышедшей въ Петербурге въ 1998 году, я стиховъ почти не писалъ. Можетъ быть я нереиздамъ ее, соединивъ съ кое-какой прозой.

Для того, чтобы осуществить перевод, пытались ли вы представить роман внутри себя как некое целое, законченное произведение'? И как тогда, по вашему мнению, оно должно было бы развиваться?

Собственно для перевода этого не требуется: иныя роли легче (или лучше) играть не зная всего сценария (на чемъ настаивалъ, напримеръ, Тарковский). Представить себе весь романъ но той трети или четверти, которая была изъ него записана, невозможно именно оттого, что методъ сочинешя Набокова не поддается реконструкции. Здъсь къ тому же композиционная и повествовательная стратегия предполагаетъ вставной, внутренний романъ (о чемъ говорить и название), что дълаетъ всяшя предположешя обо всей КНИГЕ совершенно фантастическими — что впрочемъ не смутило бы голливудскихъ профессиональныхъ поденщиковъ, ежели бы имъ поручили взяться за дъло. Я только предложилъ считать три карточки (112–114) записью финала романа (и объясняю свою идею въ поогЬсловш). СЪ некоторой — весьма, впрочемъ, небольшой — долей иронии можно вообразить, что герой внутренняго романа, Филидоръ Соважъ, телепатически истребляетъ свою неверную жену Лауру съ мстительной постепенностью, «отъ ногьдо гребенокъ».

К какому роману Набокова, по вашему мнению, «Лаура и ее оригинал» могла бы быть близка или, хотя бы, намекала своим строем и наполнением?

Въ томъ же ПООГБСЛОВШ я указываю несколько. Собственно, «Лаура и ея оригиналъ», въ томъ разроз- ненномъ виде, въ какомъ она была оставлена, чрезвычайно напоминаетъ въ одномъ тематическомь отношенш последнш напечатанный романъ Набокова «Посмотри на арлекиновъ!»: именно темъ, что и тамъ и тутъ выведены, какъ на смотръ, «друпя со- чинешя того же автора» (какъ обычно пишутъ на обороте титульнаго листа), но не въ своемъ настоя- щемъ виде, а съ разными смещешями и осмысленными деформациями.