Сергей Образцов - Моя профессия

По обеим сторонам каждого плана он поставил пирамидальные тополя и хаты, а на последнем – церковку. На каждом плане и хаты и тополя перспективно уменьшались, а церковка была совсем маленькая, и молящиеся выходили из нее тоже совсем маленькие. Сантиметров по десять. Расходились в стороны, заходили за хаты, а из-за следующих хат выходили дублеры, большего размера, и опять расходились в стороны. И снова выходили, увеличившись в размере.

Несли рождественские звезды. Пели колядки: «Ирод царь за Христом гонявся. Вин за ным дуженько гонявся. На сидельци не сдержався, серед шляху обырвався, тай упав на шлях, тай упав на шлях». А планом ниже шли другие колядующие, еще большего размера, и пели другую колядку. И колядки путались, переплетались, наслаивались. Возникал образ большого праздничного села.

И пять планов становились не трюком, не нагромождением, а образом. Не «гениальным» фантазерством, а талантливой фантазией «в законе» сюжета, в образной логике.

А другая тема, другая идея, другой сюжет, если только фантазия «в законе», могут родить совсем новые места действия, не похожие ни на двухплановую ширму «Волшебной лампы Аладина», ни на пятиплановую «Ночи перед рождеством».

Так как рассказ свой я веду не в хронологическом порядке возникновения наших спектаклей, а в порядке рассмотрения различных тем, мне придется вернуться к некоторым из тех спектаклей, о которых я уже рассказывал, но ничего или почти ничего не говорил об их конструктивном решении. Об их «местах действия».

Я рад, что наш театр начался с нуля. С полного нуля. Ни сцены, ни зрительного, ни репетиционного зала, ни столярной мастерской, ни мастерской кукол. Ничего. На все про все – одна комната. Не очень-то большая. Пять актеров, три музыканта, два или три рабочих сцены. Как я уже говорил, всего человек десять-двенадцать. Правда, иногда мы играли на сцене Театра юного зрителя, находившегося в том же здании Центрального Дома художественного воспитания детей, что и наша комната, на двери которой, как вы знаете, красовалась маленькая зазнайская дощечка с надписью «Центральный театр кукол».

В этой комнате мы и делали кукол и репетировали. А играли в Домах пионеров и школах Москвы и Подмосковья. Чаще всего кукол и декорации мы таскали на своих плечах. Значит, «место действия» должно было быть предельно портативным, легко пакуемым и могущим возникать в любом помещении, в любом школьном зале, даже если потолок в нем висит над самой головой.

Эта вынужденная портативность и необходимость показывать спектакли в любых условиях заставляли нас быть прежде всего изобретательными.

И, может быть, в этот «бесстационарный» период нашего театра мы сделали наибольшее количество находок. Причем находок по-настоящему творческих.

Вот прошло уже почти полвека, а я не только с удовольствием, но даже с некоторой завистью вспоминаю такие наши первые спектакли, как «Джим и Доллар», «Поросенок в ванне», «Пузан».

Посмотрите на фотографию декорации «Джима и Доллара», созданной художницей Татьяной Борисовной Александровой.

Как видите, место действия по высоте ширм трехплановое и состоит из ряда фанерных щитов. Первый план пониженный и не широкий (за ним играли сидя). В нем рама, в которую сзади вдвигались надписи – названия картин: «Америка», «Африка», «Италия», «Польша», «СССР».

Это переднее пониженное место действия выступает, представляя собой как бы просцениум. Глубже и сбоку – два повышенных щита, а сзади между ними сумма поворачивающихся планок. Стороны планок разного цвета, и путем простого одновременного их поворота фон, на котором играют куклы (на первом плане), меняет цвет и становится то серым, то желтым. У боковых щитов откидывающиеся плоскости. Если их развернуть фронтально, то между щитами можно повесить качающиеся волны. Тогда это море. Третий план состоит из двигающихся щитов, которые могут опускаться и подниматься в любом порядке.

Теперь вам легко представить, как просто можно было менять изображаемое место действия. Менять под музыку. На глазах ребят. Сам переход из одной картины в другую становился интересным, превращаясь в зрелище.

Совсем по-другому той же Александровой было организовано место действия спектакля «Поросенок в ванне».

Опять посмотрите на фотографию. Перед вами фасад небольшого дома. Перед домом – забор с калиткой. Фактически дом этот состоит из нескольких стоящих друг за другом плоскостей разной высоты, нескольких планов, из-за которых можно показывать кукол. Физические и изображенные места действия постоянны и слиты в единый образ жилого дома.

Из калитки выходил дворник (не кукла, а человек), садился на лавочку рядом с урной и рассказывал о жильцах разных квартир. Жильцы (куклы) входили в подъезд дома по первому плану. Если кто-либо из них жил на втором или третьем этаже, то мы видели, как поднимался светящийся лифт.

Во время рассказа дворник вынимал окна, показывая жизнь обитателей квартир. Сняв стенку с двумя нижними окнами, он комментировал поведение жильцов, живущих в первом этаже. Если снять следующую по высоте стенку, то возникнет новый, еще более повышенный план. На этой же высоте оказались жители левой квартиры второго этажа. Над вторым этажом – желоб крыши, и кошка могла вылезти на него из окна чердака. На этой же высоте находилось и единственное окно третьего этажа, а на крыше могла сидеть та же кошка или ворона.

Мы насчитали с вами пять различных по высоте мест действия, пять грядок, но есть еще и шестая – это труба дома, и седьмая – из урны, стоящей около лавочки, тоже вылезала кукла.

Это было очень интересно, и я все время прошу автора, Сперанского, композиционно сохранив прием, написать новую пьесу. Уж очень жаль не играть в этом действительно кукольном доме. Мне кажется, что Евгению Вениаминовичу было бы не так уж трудно сделать эту вполне закономерную трансформацию пьесы, тем более что в свое время он сделал куда менее закономерную трансформацию одной из картин, вызванную не творческой, а анекдотично финансовой необходимостью. Дело в том, что вначале пьеса эта называлась «Поросенок Ваня». И когда спектакль был уже готов и из типографии принесли афиши, выяснилось, что наборщик, не разобрав текста заглавия, набрал абсолютно неожиданную и сперва рассмешившую, а потом напугавшую нас строчку: «Поросенок в ванне». Что делать? Тираж тысяча экземпляров. Театр был тогда бедным, да и на чью фамилию «списать» затраченные на печатание афиши деньги? У кого из зарплаты их вычесть? Даже месячного оклада директора не хватит. «Евгений Вениаминович! Напишите нам, пожалуйста, еще одну сцену. Это ведь и на тему спектакля ляжет. Неопрятные, неряшливые люди. Держат поросенка в ванной комнате». И Сперанский согласился и написал. Очень хорошая получилась сцена.